УРОКИ 1-й РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

В рядах официальных идеологов появился экстрасенс. Причем он может проникать в мозг не только окружающих, но даже тех, кто уже покинул этот мир. Причем не в последние дни, а в дни юности покойных. Красочно описывает он свое проникновение: «… в мозгу молодого Ленина зарницей сверкнула мысль: идея строительства социализма силой власти в экономически еще не созревшей до социализма стране.»

Это цитата из написанного московским экономистом Гавриилом Поповым в журнале «Наука и жизнь, №5, 2009 под названием «Ошибка в проекте. Ленинский тупик.» По замыслу Попова Ленин никак не хотел после победы буржуазной революции оставаться на положении оппозиционера, а хотел возглавить будущее правительство. Потому и стремился обосновать попытку перескочить через капиталистическую стадию развития.

Любопытно, что в этой фразе Попова отсутствует привычные для скороспелой пропаганды клише «утопия» или «тоталитаризм». В этой фразе социализм предстает как определенно светлое будущее, но недостижимое для отсталой экономически России.

На самом деле ни Ленин, ни другие большевики не были сумасшедшими и понимали, что капитализм только тогда сменится социализмом, когда до конца разовьются все силы, которым капитализм дает простор, пока капиталистические отношения не станут для них тормозом. Только для троцкистов и анархистов социалистическую революцию можно проводить на каком угодно уровне развития производительных сил, хоть в каменном веке. Было бы «настоящее», революционное партийное руководство и должная пропаганда в массах. Анархистам же и руководство не требуется.

Преобразование «сверху» Ленин полагал не основным, хотя и важным моментом. «Все мы знаем, - отвечает он в письме Суханову, - что базис определяет надстройку. Но в каком учебнике сказано, что нельзя сделать наоборот?»

Физика общественного движения состояла для большевиков в представлении о революционной России, как слабом звене в империалистической цепи. Если разорвать эту цепь, полагали они, революции вспыхнут в развитых странах. Развитые страны должны были стать основными локомотивами ускорения развития отсталой России. Даже «ренегат» Каутский писал, что революция в Германии «… должна… создать для восточноевропейского пролетариата возможность сократить сроки своего развития… Общество в целом не может перескочить через какой-то этап в своем развитии, но его составные части могут ускорить свое замедленное развитие, используя пример более развитых стран…»

Действительно, первоначально анализ большевиков подтвердился. По воспоминаниям современников «… революция вышла на улицы Вены и Будапешта… От Шельдта до Волги Советы рабочих и солдатских депутатов были подлинными хозяевами положения. Законным правительством Германии был Совет Народных Комиссаров, состоявший из шести социалистов. … Газеты этих лет ошеломляют… восстание в Париже, восстание в Лионе, революция в Бельгии, революция в Константинополе, победа Советов в Болгарии, беспорядки в Копенгагене. По существу вся Европа пришла в движение, даже в союзных армиях возникают подпольные или легальные Советы…» (Victor Serge, “Year of the Russian Revolution”, London, 1972, pp. 314-315, 325). В марте 1919 г. власть в Венгрии перешла к Советам. В Италии рабочие были близки к победе, дело решила контрреволюция фашистов во главе с Муссолини. В 1919 г. массовые волнения охватили Англию. Перед Октябрем волнения охватили Азию, произошло восстание в Ирландии.

Вопрос, почему революция не победила во всем мире выходит за рамки статьи. Сравните лишь постановку вопроса большевиками и развернувшиеся события с тем, как пишет об этом Гавриил Попов, пожелавший выставить Ленина каким-то карьеристом. Будто Ленин в Шушенском пошел однажды в лес на охоту, сел на пенек и стал подумывать, как бы ему стать правителем России.

Что же касается внутренних причин революции в России, Попов возводит целую конструкцию из стандартных пропагандистских штампов. К ней он добавляет цитаты из работ Ленина, как типично для буржуазной пропаганды, вырванные из текста и без ссылок.

1. Ошибка Ленина? Суть аграрного вопроса

Попов обвиняет Ленина в ошибочном взгляде на крестьянство и, соответственно, в том, что в аграрную программу большевиков затесалась стратегическая, главная ошибка. На эту мысль натолкнул Попова его преподаватель Е. Г. Василевский.

Читаем: «И нам, студентам, Василевский показал, что ошибки в аграрной программе у Ленина не случайны, они логично вытекают из других его ошибок – из работы «Развитие капитализма в России». … В чем же суть этих ошибок Ленина?... Ленин на базе статистических отчетов… доказывал, что крестьянства как целого уже нет (помните проценты: 20, 50, 30?). На этом выводе и строилась его аграрная программа. А между тем материалы русской земской статистики не давали повода для таких ленинских обобщений. Ленин сам принял за основу деление крестьян на богатых, бедных и середняков, а затем стал подправлять под эту схему данные статистики. … Ленин приписал русской деревне то, что… отвечало его жажде превратить крестьянскую революцию в трамплин к взятию им, Лениным, власти.» Таково мнение господина Попова. Причем Василевский, как пишет Попов, даже ставил двойки студентам, которые не могли найти у Ленина ошибок в аграрном вопросе.

Затем Попов утверждает, что Ленин умел «выявлять» свои ошибки, но: «… попытался не только оправдать свою ошибку, но и загладить ее. Он сразу берет «быка за рога»: «Было бы нелепо ставить эту ошибку в вину составителям программ (то есть, ему лично. Прим. Г. П.). Почему? Да потому, что «вопрос о том, насколько разложилось наше крестьянство, слишком трудно или невозможно было бы решить на основании одних теоретических соображений» и «надо было учесть опыт крестьянского движения». Вот те на! Зачем тогда надо было писать книгу в несколько сотен страниц, если вопрос «невозможно было решить»? … А каков стиль! Вместо «я» - «составители программ».»

Здесь у Попова не просто искажение смысла путем вырывания цитаты из текста, но прямая и многократная подтасовка.

Во-первых, набросок аграрной программы РСДРП появился в одном из первых номеров «Искры» в апреле 1901 г. и широко обсуждался. «… вся наша редакционная коллегия (т.е. и группа «Освобождение труда» в т.ч.), - пишет Ленин, - была занята выработкой коллективного редакционного проекта программы нашей партии. … Покуда пункт насчет возвращения отрезков (отобранных у крестьян, Б. И.) оставался моим личным мнением, я не спешил защищать его… важнее была общая постановка вопроса…» («Аграрная программа русской социал-демократии», ПСС, 5-е изд., т. 6 с. 307).

Видим: Попов лжет, утверждая, что Ленин писал программу в одиночку. На 1-м Минском съезде в 1898 г. Ленин вообще не присутствовал (по причине ссылки), а «Манифест РСДРП» писал «легальный марксист» Петр Струве. (По предложению которого, кстати, в период интервенции генерал Юденич занял пост главнокомандующего в Северо-Западной области.)

Больше того. В принятой в 1906 г. на IV Стокгольмском съезде аграрной программе социал-демократов было записано прямо противоположное тому, что предлагал Ленин, т.е. отсутствовал пункт о национализации всей земли.

Читаем работу Ленина «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции»: «Если бы революция, - говорил он (тов. Джон, Б. И.) привела к попытке национализировать крестьянские надельные земли или национализировать конфискованные помещичьи земли, как предлагает тов. Ленин, то такая мера привела бы к контрреволюционному движению не только на окраинах, но и в центре. Мы имели бы не одну Вандею, а всеобщее восстание крестьянства…» … Как не встать тогда на точку зрения другого видного меньшевика Кострова, восклицавшего в Стокгольме: «Идти к крестьянам с нею (национализацией) значит оттолкнуть их от себя… мы очутимся за бортом революции. Национализация обессиливает социал-демократию…» Невозможно отказать этой аргументации в убедительности. В крестьянской аграрной революции пытаться национализировать против воли крестьянства собственные его земли! Неудивительно, что Стокгольмский съезд отверг эту идею, раз он поверил Джону и Кострову.

Но не напрасно ли поверил он им?» (ПСС, т. 16, с.236-237).

А фраза Ленина «было бы нелепо ставить эту ошибку в вину» относится к другой программе, тоже, кстати, написанной не Лениным, а группой «Освобождение труда» в 1885 году. «Ошибка этой программы, - утверждает Ленин, - состоит не в том, чтобы в ней были ошибочные принципы или ошибочные частные требования. … единственное частное требование… право отказа от надела (т.е. выплата за барщину не деньгами, а землей, которую еще надо возделать, Б. И.) … настолько бесспорно, что оно оказалось в настоящее время выполнено своеобразным столыпинским законодательством. … Ошибочность этой программы – ее абстрактность, отсутствие всякого конкретного взгляда на предмет. Это… не программа, а самое общее марксистское заявление. … нелепо ставить в вину составителям… Напротив, надо особенно подчеркнуть, что в этой программе за двадцать лет до русской революции признана неизбежность «радикального пересмотра» дела крестьянской реформы.» (там же, с.232).

Что же читаем у Попова? «… Ленина не устраивает в ней главное: перспектива социал-демократов (и его лично)…» Попов переносит вопрос о разногласиях большевиков и меньшевиков о взятии власти к их действиям в 1-ю русскую аграрную революцию, когда ни те, ни другие о взятии власти и не помышляли!

Точно так же к программе группы «Освобождение труда» относятся и слова Ленина «развитие программы должно было учесть опыт крестьянского движения». А его слова «вопрос о том, насколько разложилось уже капиталистически наше крестьянство… на основании одних теоретических соображений» относятся к программе РСДРП, принятой II съездом в 1903 г.

Правда, звучат они совсем не так, как у Попова: «… отсутствие открытого массового движения не позволяло тогда решить вопроса на основании точных данных, а не на основе фраз или невинных пожеланий, как решали его эсеры. Никто не мог с уверенностью сказать наперед, насколько расслоилось крестьянство под влиянием частичного перехода помещиков от отработков к наемному труду. Никто не мог учесть, как велик слой сельскохозяйственных рабочих, создавшийся после реформы 1981 года, насколько обособились его интересы от интересов разоренной крестьянской массы. Основной ошибкой аграрной программы 1903 года было… отсутствие точного представления о том, из-за чего может и должна развернуться аграрная борьба в процессе… революции…» (там же, с. 234).

Причем этот вопрос и не ставился в книге «Развитие капитализма в России», написанной в 1896-1899 гг. Это Гавриил Попов выдумал.

И не научился вовсе Ленин на «своей» ошибке, он и в 1908 г. в работе «Аграрный вопрос в России к концу XIX в.» упорно повторяет то же самое, о чем писал, правда, с обобщениями.

Ленин экстрасенсом не был, но появление в будущем таких безнадежных двоечников, как Ефим Василевский и Гавриил Попов, исключить, конечно, не мог. Ленин показывает бывшему члену КПСС Попову, чем отличается ученый-обществовед от писателя-фантаста или сумасшедшего, пытающегося запрограммировать ход общественного развития. И совсем не в плане принятия в программе оценки расслоения крестьянства.

«… признание того, - отмечает Ленин, - что наша буржуазная революция в области земельных отношений должна быть рассматриваема как «крестьянская аграрная революция», казалось бы, должно положить конец крупнейшим разногласиям среди с.-д. … разногласия всплыли по вопросу о том, должны ли с.-д. поддерживать раздел помещичьих земель в собственность крестьян, муниципализацию ли помещичьих земель или национализацию всех земель.» А дальше Ленин поясняет: «… эти вопросы могут быть правильно решены исключительно с т. зрения крестьянской аграрной революции… Не в том дело… чтобы с.-д. отказались от самостоятельного определения интересов пролетариата… в этой крестьянской революции… Дело в том, чтобы отчетливо представить себе характер и значение именно крестьянской аграрной революции, как одного из видом буржуазной революции вообще. Мы не можем «выдумать» какой-нибудь особый «проект» реформы…»

«Ленин, - утверждает Попов, - начинает корректировать традиционно-марксистскую схему буржуазно-демократической революции.» Беда в том, что такой схемы не существует и не может существовать в принципе – разве за исключением срежиссированной «оранжевой» революции на Украине.

Как вообще мог подумать Попов, что человек, заявлявший, что даже сто Марксов в правительстве не смогут управлять экономикой, вдруг затеет написать какой-то безошибочный «проект»? Что марксист Ленин, помнящий высказывание Маркса, что «каждый практический шаг дороже дюжины программ», уподобится современным российским политтехнологам, которые строгают программы и белым, и зеленым, и фиолетовым (социолог М. Малютин всем этим занят одновременно). Современность жестоко смеется над «программистами» поповыми: в России ни один рядовой гражданин не читал ни единой программы, в каждой из них обещано счастье народу при условии голосования народа за такую-то партию.

В чем суть работы Ленина «Развитие капитализма в России»? Совсем не в том, как представляет это Гавриил Попов. Ленин в этой работе воевал с народниками, которые утверждали, что капитализм в России затормозил развитие. Их аргументация проста: расслоение крестьянства под натиском капитала привело к обнищанию широких слоев крестьянства. Вследствие этого потребительский рынок сужен, реализовать прибыль полностью невозможно, поэтому последует бегство капитала, буржуа будут вкладывать деньги в развитие экономики за рубежом, но не в России. И вообще капитализм не типичен для России, чужероден ей, привнесен извне происками Запада.

Это абсолютно бесспорный аргумент (за исключением «чужеродности») – но для той системы, которая, как говорил Гегель, не в состоянии удержать в единстве противоборствующие стороны (напр., государство не в состоянии выполнить одну из своих функций, отмеченных Энгельсом – удержать противоборствующие классы от взаимного пожирания) и потому распадается, вместо ее преобразования в новом качестве. Это бесспорный агрумент - хотя и частный - для современной России.

В современной России слой предпринимателей создал для себя внеконкурентные условия. Конкуренция происходит лишь в форме рейдерства.

Как известно, если у фирмы норма прибыли ниже средней, то на следующем шаге расширенного воспроизводства при прочих сохраняющихся условиях норма прибыли этой фирмы будет еще более низкой. Таким образом, закон стоимости выталкивает фирмы, не озабоченные снижением издержек производства, созданием новых рабочих мест и пр. с круга, такая фирма должна разориться.

Однако российскому предпринимателю не нужно следить за нормой прибыли. Среднего ее значения он достигает путем замораживания или невыплаты зарплаты. Столкнувшись с низким уровнем потребления, он переправляет свои капиталы в американские банки или в оффшорные зоны. Это постоянный регресс, распад системы. Вымирание населения.

В России перед 1-й русской революцией ситуация была обратной. Ленин показывает на основании статистических данных, что народники ошибаются, капитал развивается именно внутри России.

«Во главе производств по обработке шерсти стоит суконное, дающее в 1890 г. свыше 35 млн. руб. суммы производства и 45 тыс. рабочих. Историко-статистические данные об этом производстве показывают зна­чительное уменьшение числа рабочих, именно с 72 638 в 1866 г. до 46740 в 1890 г. Для оценки этого явле­ния надо принять во внимание, что до 1860-х годов включительно суконное производство имело особую, оригинальную организацию: оно было сосредоточено в сравнительно крупных заведениях, которые однако отнюдь не относились к капиталистической фабричной индустрии, а были основаны на труде крепостных или временнообязанных крестьян. В обзорах "фабрично-заводской" промышленности 60-х годов вы встретите поэтому разделение суконных фабрик на 1) помещичьи или дворянские и 2) купеческие. Первые производили преимущественно армейское сукно, причем казенные подряды распределялись поровну между фабриками по числу аппаратов. Обязательный труд обусловливал отсталость техники подобных заведений и употребление ими несравненно большего числа рабочих по сравнению с купеческими фабриками, основанными на вольно­наемном труде. Главное уменьшение числа рабочих в суконном производстве приходится именно на поме­щичьи губернии; так, в 13 помещичьих губерниях (на­званных в "Обзоре мануф. пром.") число рабочих с 32 921 уменьшилось до 14 539 (1866 и 1890 гг.), а в 5 купеческих губерниях (Московская, Гродненская, Лифляндская, Черниговская и С.-Петербургская) с 31 291 до 28 257. Ясно отсюда, что мы имеем здесь дело с двумя противоположными течениями, которые однако оба выражают развитие капитализма, именно: с одной стороны, упадок помещичьих заведений вотчинно-посессионного характера, с другой стороны, разви­тие чисто капиталистических фабрик из купеческих заведений. Значительное число рабочих в суконном производстве 60-х годов вовсе не были фабричными рабочими в точном значении этого термина; это были зависимые крестьяне, работавшие на помещиков. …

Вот данные о том, какие различные заведения попадали в разное время в число бумаго­ткацких "фабрик":

Года	Все число бумаго-ткацких "фабрик"	В том числе
		фабрик	контор	Светелок
1866	436	256	38	142
1879	411	209	66	136
1890	311	283	21	7

Таким образом, показываемое "статистикой" умень­шение числа "фабрик" означает, на самом деле, вытес­нение контор и светелок фабрикою. Иллюстрируем это на примере двух фабрик:

Годы	Фабрика И.М. Тереньтьева в г. Шуе						Фабрика И.Н. Гарелина в г. Иван-Вознесенске
		Число механич. Ткацк. станков	Число рабочих			Сумм апроизв. В тыс. руб.		Число механич. Ткацк. станков	Число рабочих			Сумма произв. В тыс. руб.
			В заведении	На стороне	всего				В заведении	На стороне	всего
1866	Ручные	-	205	670	875	130	Раздат. контора	-	?	1917	1917	158
1879	Паров.	648	920	-	920	1346	Паров.	893	1274	-	1274	1137
1890	""	1502	1043	-	1043	1244	""	1141	1433	-	1483	2058
1894/95	""	?	1160	-	1160	1878	""	?	2134	-	1134	1933

Следовательно, для суждения о развитии крупной машинной индустрии в данной отрасли всего удобнее взять данные о числе механических ткацких станков. В 1860-х годах их было около 11 тыс.[536], в 1890 — около 87 тыс. Крупная машинная индустрия развилась, следовательно, с громадной быстротой.»

Вот какие данные «подправлял» Ленин, а вовсе не данные о численности крестьянских слоев. И правильно делал, уж если статистика царской России не дотягивала до современного уровня того времени.

В земледелии, доказывает Ленин статистическими данными, происходит значительная концентрация производства. Далее в главе «Образование внутреннего рынка» Ленин показывает рост железнодорожных и речных грузоперевозок, (увеличение «торгового судоходства»), наконец, развитие касс, вообще рост банковского обращения внутри России. В целом «происходит громадный рост товарного обращения и накопления капитала». В книге показано, как торговый капитал превращается в промышленный – внутри России.

Затруднение сбыта «сверхстоимости», «сужение рынка», объясняет Ленин – это естественное, в условиях развития разрешаемое возникновением нового качества противоречие системы. Развитие вообще и развитие капитализма в частности носит противоречивый характер. Разрешается это противоречие ежечасно, путем превращения рабочей силы обнищавших вследствие натиска капитала крестьян в товар. Препятствует этому разрешению помещичья собственность на землю. Именно она предельно сужает рынок.

Что касается расслоения крестьянства, Ленин абсолютно ничего не «подправлял», он лишь упростил деление, представив из 5-6 групп крестьян, данных статистикой, всего три, да-да, 20, 50, 30, о которых пишет Попов. Однако, в отличие от Попова, он не собирался ничего выдумывать. Он использовал уже имеющиеся данные о серьезном разложении внутри крестьянства. Например, Ленин показывает значительное количество хозяйств, использующих наемный труд по данным трех уездов Таврической губернии:

Группы дворов	% хозяйств с батраками	Доля посева у кажд. Группы
Не сеющие	3,8	---
Сеющие до 5 дес.	2,5	2
- 5 – 10 -	2,6	10
- 10 – 25 -	8,7	38
- 25 – 50 -	34,7	34
Свыше 50 десятин	64,1	16

То есть, больше половины площадей засевается руками батраков.

В данных земской статистики, которую нахваливает Попов, есть и деление на три группы, статистика без Ленина представляла крестьянство не как единое целое. Напр., по Днепровскому уезду бедная группа домохозяев – 39,9 % дворов, душ обоего пола 32,6; средняя – 41,7, 42,2, зажиточная – 18,4, 25,2 соответственно.

Земская статистика просто назло Попову разделяет крестьянство; по трем уездам Таврической губернии малоземельные крестьяне (сеющие до 5 дес.) всего-навсего 83 дворами арендуют у казны лишь 511 десятин, а зажиточные (сеющие свыше 25-50 дес. и свыше 50 дес.) 1877 дворами арендуют 33 658 десятин. Расслоение крестьянства очевидно и без вычислений, проделанных Лениным. По Самарской губернии в руках 24,7% дворов высшей группы – 82,9 всех усовершенствованных орудий, у 37,1% бедноты – 0,1%. Более 9/10 всей купчей земли – в руках 1,8% дворов наиболее крупных богачей, 69,7% всей арендованной земли – в руках крестьян-капиталистов, 86,6% - в руках высшей группы крестьянства. Факты показывают, пишет Ленин, «именно развитие капиталистического земледелиясреди «общинников»…»

Увидим, что к началу революции больше половины дворов имели по 8 десятин на двор, что явно недостаточно для пропитания семьи, а средние и зажиточные числом 2,2 млн дворов из 12,3 млн владели 63,9 млн дес. из 136,9 млн дес. Или: у десяти миллионов крестьянских дворов – 73 млн десятин. У 28 тыс. «благородных и чумазых лендлордов – 62 млн десятин. Таков основной фон того поляч, на котором развертывается крестьянская борьба за землю» (ПСС, т. 16, с. 201).

Наконец, не только Ленин, но и другие экономисты считали, что крестьянство – отнюдь не единое общинное целое. Так, экономист-статистик В. Е. Постников собрал массу земско-статистических данных, сумев при этом, как он сам пишет, отрешиться от «стремления рассматривать крестьянский мир как нечто целое и однородное, каким он и до сих пор еще представляется нашей городской интеллигенции» («Южно-русское крестьянское хозяйство», М., 1891, с.351). Ленин многократно ссылается на данные Постникова и анализирует их.

Причем Ленин вовсе не «подтасовывает», не «делит», он, наоборот, укрупняет группы крестьянства. Что означает ленинское приближение «20, 50, 30»? Что в будущих революционных событиях, т.е. в ходе экспроприации земель, предполагается такая динамика, что небольшая (более богатая) часть середняков будет поддерживать помещиков и богатых крестьян; вместе они составят группу в 20%. А значительно большая часть середняков примкнет к беднейшим слоям крестьянства и вместе составит группу в 50%. Что и подтвердилось в гражданской войне.

С одной стороны, нужно «рассортировать» крестьян по множеству параметров: по количеству лошадей на двор, по наличию скота вообще, по наличию инвентаря, по площадям надельной, купчей, арендованной, сданной в аренду земли, по площади, посева, числу батраков, числу торгово-промышленных заведений, количеству улучшенных земледельческих орудий, всего 13 параметров. Хороша функция с 13-ю переменными? Нарисуйте! Не можете? Тогда смотрите диаграмму в работе Ленина.

(У Ильича вообще склонность к математическому корпению, так, при оценке бастовавших в годы революции он использует величину роста роста, т.е. 2-й производной; думаю, он и не знал этого термина из элементарного мат. анализа.)

Итак, человек три года ссылки старался, напрягался, чтобы из безысходно муторной прорвы статистических данных представить читателю что-то определенное, ясное. Даже Юрий Лужков в своей книге «Развитие капитализма в России» разглядел главное в работе Ленина: в ее строках читается «холодный вердикт» о неизбежности крестьянской революции. Именно наличие в руках помещиков огромных латифундий с низкой производительностью труда в условиях обезземеливания крестьян является тормозом для развития капитализма.

Верность этого «прогноза» господин Попов не будет отрицать? Но подтвердилось всё.

2. Первая русская революция

«… Ленин делает вывод, - пишет Попов: русская буржуазия не может быть вождем своей, буржуазной революции. … В этой 1-й русской революции многое было так, как предвидел и ожидал Ленин. Бастовали рабочие, … выступил броненосец «Потемкин» (ложь, выступление «Потемкина Таврического» сорвало подготавливавшееся с.д. выступление всего флота, Б. И.)… появился первый Совет рабочих депутатов… рабочие твердо голосовали за… социал-демократов. Но не было главного… самостоятельного выступления тех 50 млн крестьян, которых Ленин зачислил в бедняки и в свой главный резерв.»

Как же не было? Весной 1905 г. усилились крестьянские волнения. Волнения вспыхнули в черноземных губерниях, на Украине и на Волге, в центральной России. Крестьяне захватывали и распахивали помещичьи земли, проводили незаконные порубки в государственных и частных лесах, отказывались от уплаты налогов, портили инвентарь. Поджоги помещичьих усадеб – и дворов кулаков - исчислялись десятками тысяч. В январе-феврале 1905 г. власти зарегистрировали 126 крестьянских выступлений, в марте-апреле — 247, в мае-июне—уже 791.

Конечно, по ленинским меркам этого было явно недостаточно. Попов прав. Но ведь Ленин честно говорит, что не было у с.д. данных, насколько обособились от крестьян наемные батраки. Для них в программе с.д. была отведена другая графа, касающаяся рабочего класса. Но никогда Ленин не записывал крестьян в свой главный резерв. Мы это увидим ниже.

«Крестьяне избрали единую группу своих депутатов, - сообщает нам Попов, - трудовиков. (Единый лагерь крестьян не соответствовал марксистским планам раскола крестьянства на классы.) В качестве идеологии крестьяне выдвинули концепцию: «Вся земля Божья, а потому общая». К такому ходу революции Ленин не был готов. Не были готовы и социал-демократы – и большевики, и меньшевики. Не был ориентирован на поддержку всех крестьян и рабочий класс. … Нетрудно сообразить: если аграрный вопрос – «главный в русской революции, то ошибка в аграрной программе есть ошибка во всей стратегии социал-демократии во всей русской революции.»

Снова «марксисткие планы». Словно Маркс, исследовавший накопление капитала в Англии, в жажде расколоть крестьянство, бегал по деревням с топором и подло агитировал крестьян, мол, колитесь, крестьяне, колитесь, словно вовсе не накопление капитала их раскалывало. Но как легко Попов всех объединяет, и представителей крестьян, и социал-демократов, и самих крестьян… И почему меньшевистскую программу ставит в вину большевикам?

На деле все было наоборот.

«Я доказывал, - пишет Ленин, - … что крестьянство стоит за национализацию. Мне возражали, что постановления съездов Крестьянского союза недоказательны, что они навеяны идеологами эсеровщины, что крестьянская масса никогда не пойдет за такими требованиями.

С тех пор 1-я и 2-я Дума документально решили этот вопрос. … В обеих Думах крайне правые защищали частную собственность на землю, вместе с представителями правительства, отвергая всякую форму общественной собственности на землю, и муниципализацию, и национализацию, и социализацию одинаково. В обеих Думах крестьянские депутаты со всех концов России высказались – за национализацию. …

Тов. Маслов в 1905 г. писал: «Национализацию земли, как средство для решения аграрного вопроса в настоящее время в России нельзя признать прежде всего… потому, что она безнадежно утопична… разве крестьяне согласятся передать свои земли кому-либо добровольно, особо крестьяне-подворники? …

В 1907 г. … тот же Маслов писал: «Все народнические группы (трудовики, народные социалисты и социалисты-революционеры) высказываются за национализацию земли…»»

Конечно, конечно – хоть не сами крестьяне, но их представители выступали единым фронтом. Только не за «общую», а за национализированную землю.

3. «Обобществление»

«Но все-таки единым фронтом!» - воскликнет Гавриил Харитонович Попов. И ведь прав, чертяка. С другой стороны: бедные-то ладно, но с чего это, спрашивается, зажиточные крестьяне требовали национализировать их земли? Сошли с ума? Эсеровская пропаганда? Как не так.

Представьте, что к вам на улице подошли какие-то люди и говорят: «Вам стоит расприватизировать вашу квартиру. Передать государству обратно, в муниципалитет.» Что вы скажете? Закричите «мое»? Нет. Вы попросите обрисовать выгоды и недостатки, верно?

Но крестьянские депутаты не могли не выступить единым фронтом. Потому что интересов крестьянской бедноты, составляющей большинство крестьян, они не выражали. Потому что Столыпин урезал избирательное право бедноты. (Столыпин, пишет Попов, считал бедноту «не готовой» голосовать; управлять землей считал готовой, голосовать – нет.) Потому что 1-я русская революция – буржуазная. Ленин сорок раз это повторяет. И богатые крестьяне понимали: будут драть налог, но земля останется при них. А не будет передана бедноте.

Понимаете, в чем дело. Ленин расщепляет требование равенства граждан владеть землей. Как требование уравнительного коммунизма, как требование социалистическое, оно, утверждает Ленин, реакционно. Как буржуазное требование, направленное на слом феодального порядка, оно прогрессивно («реакционный мелкобуржуазный социализм и революционный мелкобуржуазный демократизм», «Аграрная программа с.д. в 1-й русской революции», ПСС, т. 16, с. 212-213). Помните, как многие левые организации записали в революционеры бастовавших шахтеров? Записали, не понимая мелкобуржуазную реакционность их конечных устремлений: обособленной от всего рабочего класса шахты-хутора – против крупного производства как тенденции развития капитализма. Шахтеры доказали это себе сами, бросившись из огня да в полымя: проголосовали за прежнего кузбасского «коммунистического феодала» Амана Тулеева. «Государственники» же, напротив, увидели в шахтерах только слуг антикоммунизма. А сегодня многие левые назначили «пришедших в движение – и слава богу» почитателей Юлии Тимошенко реальными революционерами.

Ленин вовсе не записывал крестьян в «свой главный резерв». ««Освобождение рабочего класса может быть делом только самого рабочего класса», - пишет он в 1902 г. - и потому социал-демократия… представляет интересы только одного пролетариата… Все же остальные классы… стоят за сохранение основ существующего экономического слоя, и потому защиту интересов этих классов социал-демократия может брать на себя лишь при известных, точно определенных условиях. Напр., класс мелких производителей и мелких землевладельцев… в своей борьбе против буржуазии является реакционным классом, и потому пытаться спасти крестьянство защитой мелкого хозяйства и мелкой собственности от натиска капитализма значило бы бесполезно задерживать общественное развитие, обманывать крестьянина иллюзией возможности и при капитализме благосостояния, разъединять трудящиеся классы…» («Искра», №3). Вот почему выставление крестьянских требований в нашем проекте программы обставлено двумя весьма узкими условиями… чтобы они вели к устранению остатков крепостного порядка и… чтобы они содействовали свободному развитию классовой борьбы в деревне.» (ПСС, т. 16, с.310-311; (ПСС, т. 4, с.432)).

Именно поэтому, когда путем прямого голосования крестьяне избрали в Советы зажиточных мироедов, Ленин, наплевав на Советскую власть, росчерком пера передал власть в деревне от Советов к комбедам.

Всем остальным угнетенным классам предоставляется возможность «осознать интересы рабочего класса как свои собственные». Т.е. реализация их интересов невозможна без решения рабочего впороса.

Почему? Крестьяне и рабочие объединены по признаку содержания труда – абстрактного. Объединены и по признаку дохода (см. теории деления на страты по доходу). Но рабочие не имеют средств производства, в первую очередь, предметов труда, таких, как земля. Мелкая собственность, такая, скажем, как собственность на автомобиль, заставляет мелкого собственника выступать за сохранение существующего гнилого порядка. В этом плане крестьяне, как автомобилисты, без сомнения. реакционны.

Понимаете, Ленин хотя и говорит о разных формах общественной собственности на землю, землю муниципализированную, национализированную, но всё же выделяет: социализированную. В чем тут дело? Национализация земли есть передача ее государству. Государство – точно такой же частный собственник, как и прочие. Ленин в курсе, о чем писал Энгельс в книге «Антидюринг»: «Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями.» Государственная собственность не отменяет частную, наоборот, частная собственность становится абсолютной, по выражению Маркса, в своей всеобщей форме.

Конечно, Ленин помнил и другое высказывание:

«В последнее время, с тех пор как Бисмарк бросился на путь огосударствления, появился особого рода фальшивый социализм, выродившийся местами в своеобразный вид добро­вольного лакейства, объявляющий без околичностей социалистическим всякое огосударствление даже бисмарковское. Если государственная табачная монополия есть социализм, то Наполеон и Бисмарк несомненно должны быть зачислены в число основателей социализма. Когда бельгийское государство из самых обыденных политических и финансовых соображений само взялось за постройку железных дорог, когда Бисмарк без малейшей экономической необходимости превратил в государственную собственность главнейшие прусские железные дороги просто ради удобства приспособления и использования их в случае войны, для того чтобы вышколить железнодорожных чиновников... - то все это ни в коем случае не было шагом к социализму, ни прямым, ни косвенным, ни сознательным, ни бессознательным. Иначе должны быть признаны социалистическими учреждениями королевская Seehandlug, королевская фарфоровая мануфактура и даже ротные швальни в армии, или даже всерьез предложенное каким-то умником при Фридрихе-Вильгельме III огосударствление... домов терпимости.» («Развитие социализма от утопии к науке», Маркс К., Энгельс Ф., Избр. Соч., М., 1985,Т. З, с. 179-180).

То есть, требование национализации есть прогрессивное буржуазное требование. Как же ее не требвать мелкобуржуазным крестьянам? Национализация не есть обобществление, «социализация», к социализму она не имеет никакого отношения.

«… капиталистическое землевладение, - возвращается Ленин к вопросу уже в 1912 году, - никаким переходом земли из рук в руки и даже никаким переходом всех земель в руки государства (т.н. … «национализация» земли) не может быть уничтожено, по самой сути дела. … Аренда земли… удобнеедля… капитализма… частная собственность на землю затрудняет ее переход из рук в руки… если б земля была собственностью… государства? Это было бы еще более совершенное, с т. зрения капитализма, аграрное устройство (на примере современной Голландии, где вся земля в госсобственности, это явно видно, Б. И.)… третья Дума подтвердила, что среди русского земледельческого населения чрезвычайно широко распространены… идеи… национализации земли… почему они получили широкое распространение, какая хозяйственная необходимость их вызвала? … необходимость крутой ломки старого землевладения. … ее реальное значение… в максимальном устранении всего средневекового в русском землевладении…» («Сравнение столыпинской и народнической аграрной программы», ПСС, т. 21, 382-383).

Это различие между национализацией и обобществлением пройдет красной, действительно, красной нитью через всю историю и революционной России, и СССР.

Ленин продолжает: ««Разгородить землю» - говорит один левый народник… его устами говорит наиболее последовательный и бесстрашный буржуа, который чувствует нелепость старых… «перегородок» нашего «надельного», «дворянского», «церковного» землевладения… только не по душам, как мечтает народник, а по капиталу, как заставит рынок. … сходство столыпинской и народнической аграрной программы… в том, что обе проводят коренную ломку старого… землевладения. И это хорошо. …столыпинская ломка не может устранить кабалы и отработков, а народническая может… результат столыпинской ломки есть голодовка 30 миллионов.» (там же, с. 385-386).

Итак, Ленин выдвигал пункт о национализации совершенно обоснованно. Понятно теперь, почему мелкие собственники земли в 1-ю Думу, т.е. в разгар революции, голосовали именно за национализацию. Они голосовали за уничтожение помещичьего землевладения, захват земель с помощью государства. Во 2-ю Думу, в период реакции - за сохранение того, что осталось в руках – против наступления капитала.

4. Столыпин и Толстой

Итак, оказывается, Ленин не просто был ко всему этому «готов», он «это» еще и предвидел. Правда, предвидел вовсе не то, что подсовывает Попов. Просто Попов вместо национализации ввернул что-то от фонаря: «Вся земля Божья».

Подчеркнем: национализация всей земли. Т.е. и богатых крестьян. Здесь еще одно словесное упражнение, еще одна подтасовка Попова. Но уж если сам он говорит про «общую» землю, то должен признать – малоземельные крестьяне посягали не только на помещичью землю, но и на землю кулака.

«Крестьянство, - уверяет Попов, - выступало как целое… Русский крестьянин… если он все же выступал за общину, то причина не в его косности, а в глубоком народном понимании проблем окончательного преодоления феодализма. Для него роль играла вековая традиция, когда именно община… позволяла выжить «миром». Только наваливаясь «миром», можно было отстоять свои интересы. … главный вековой враг – не богатеющий своим горбом и непомерными усилиями сосед по деревенской улице, а помещик, паразит, сосущий соки из своей деревни.»

Вся статья Попова – редкостная по своей бессмыслице болтовня. Что ни возьми из нее – всё наоборот. Представители всех народнических партий выступали как раз против круговой поруки, которую навязывала община.

Итак, Попов записался в народники; он уже не уверяет, как ранее, что если собственность общественная – «значит как бы ничья» - помните перестроечный лозунг демократов-либералов? Попов вслед за народниками отрицает развитие капитализма, т.е. вытеснение капиталом крестьянской бедноты в армию наемных рабочих.

Более того, он, восхваляя стремление Столыпина сохранить государственность, «отмежовывается» от «приверженцев шоковой терапии в 90-х годах ХХ в.». Будто сам к этой терапии не имеет никакого отношения.

«Отмежовывается» он и от доперестроечной власти: «Самодержавие и его бюрократия быстро сообразили, что 10 млн крестьян собственников только на короткое время согласятся на опеку… Окрепнув экономически, они сначала овладеют местной властью… а затем замахнутся на всю власть. … если Россия от революции и будет спасена, «нам» в новой России все равно достойного места не будет. (Как похожи эти рассуждения на отношение к реформам в конце ХХ века руководства КПСС!)» Можно подумать, что китайской элите после реформ не нашлось достойного места. Иное дело, что именно в результате реформ элита КПСС, парт-гос-хоз. номенклатура и осталась у власти!

Но так уж ли нова эта позиция вновь перестроившегося Гавриила Попова? Отнюдь.

Общий идеал, нарисованный Поповым и для крестьян, и для рабочих – это «богатеющий своим трудом». А земская статистика, приведенная Постниковым и Лениным, упрямо доказывала: «сосед по деревенской улице» богател руками батраков, обнищавших крестьян.

Вспомните, когда заводы выводили из государственной собственности, что либералы говорили рабочим? Будете самостоятельными, будете работать на себя, а не на дядю, будете богатыми, как на Западе. Что получили? Увеличение числа посреднических контор, ничего не производящих, но резко увеличивающих цены, т.е. издержки производства, коммерческих фирм. Оказалось, что богатство «своим трудом», без власти в руках – как клевер на прутике перед носом у быка на пашне.

Вот мы и читаем у Попова о «десятилетиями развивавшихся в тепличных условиях… «севших на иглу» государственных заказов российских промышленниках и финансистах».

Отметим, что заплесневелый идеал Попова не существовал и не существует нигде в мире. Во всем мире фермер не самостоятелен, зависим от завода, от города. В процессе межотраслевой конкуренции город, как более организованный, более мощный всегда подавляет село. Обмен между селом и городом всегда неэквивалентный. Поэтому во всем мире аграрный труд дотируется государством.

Но если не Ленин – кто мог предложить что-нибудь дельное в плане общественных преобразований? Может быть, Столыпин?

«Столыпин, - пишет Попов, - определяет ее (суть аграрной реформы, Б. И.) предельно просто: крестьянин должен стать собственником земли, ее хозяином.» И цитирует Столыпина: «Крестьянин без собственной земли легко прислушивается к толкам… Собственность крестьян на землю – залог государственного порядка.»

Увы, увы. «Столыпин ошибся в том же, в чем ошибся и Ленин, - утверждает Попов. – Если последний переоценил обособленность крестьян-бедняков, то первый переоценил обособленность тех крестьян, которые уже разбогатели и хотят выйти из общины.»

Правда, Попов всячески хвалит Столыпина. Он и равноправие всех наций хотел учредить. Правда, при приоритете государственно-образующей русской нации. Он и за бессословное местное самоуправление. А еще его аграрная реформа! Право на выход из общины, тем, кто вышел – льготная продажа государственных и царских земель, скупка Крестьянским банком помещичьих земель и льготная продажа их крестьянам. Два миллиона крестьян стали собственниками, три миллиона переселились в Сибирь, восклицает Попов. И так Столыпин пекся о крестьянине, чтобы тот не стал жертвой финансовых воротил, что предложил помощь в натуральной форме. И хотя Столыпин ввел военно-полевые суды, но, как говорил он сам, если тебя убивают, убийцу нужно убить. «Столыпинский антитеррор, - говорит Попов, - остановил революцию.» И всего-навсего – 2600 «столыпинских галстуков».

Действительно, 20% крестьян, взявших ссуду в банке, разорились. Надо было брать натурой. И натурой же расплачиваться за землю… Правда, не 2600 повешенных военно-полевыми судами, а 20 тыс. И не террористов эсеров, а крестьян. И не 3 млн переселились, к 1916 году – лишь 2,2 млн. Совершенно верно, возникло 2 млн самостоятельных хозяйств. Правда, за счет труда батраков. С другой стороны, 56-я статья Указа не допускала приобретение крестьянами свыше 6 наделов, чтобы оградить помещиков от конкуренции. Подчеркнем: лишь 2 млн хозяйств, в основном, община осталась нетронута. Напряженность в деревне не исчезла, она усилилась еще больше.

Попов приводит данные о росте сельскохозяйственного производства. Но он обусловлен, во-первых, началом промышленного подъема в России, а, во-вторых, ростом мировых цен на зерно, стимулировавшим сельскохозяйственное производство.

«Производство зерновых в России, - уверяет Попов, - в 1913 г. превысило на одну треть производство зерновых в США, Канаде и Аргентине вместе взятых.» Врет, как дышит. В 1913 г. в США, Канаде, Аргентине с совокупным населением 114,3 млн чел. произведено 8 млрд. пудов хлеба, в России с населением 179 млн чел. – 5,6 млрд. пудов. Вывезено тремя странами 1,1 млрд. пудов, Россией – 0,67 млрд. пудов (Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств, Пг., 1917, с. 3, 6, 108, 111).

Столыпинская реформа захлебнулась еще до убийства Столыпина в 1911 г. Но вовсе не из общинной традиции крестьянина, как уверяет Попов. Мало того, что реформа не решали проблему помещичьих земель, никакие ссуды не помогли бы обнищавшему крестьянству. Почитаем любопытную статейку, написанную в 1913 году. Посмотрим, как хотели крестьяне остаться в общине.

«Между рабочими строгановских заводов на Урале и заводоуправлением богатейшего помещика Строганова велось много лет дело о наделении крестьян землей по закону 1862 года.» Да-да, 1862-го, задолго до «столыпинских галстуков».

«Наконец, это дело кончилось решением высшего учреждения. Сената, весной 1909 г.» Да-да, уже после того, как захлебнулась столыпинская реформа.

«Что же произошло?... помещики пожаловались землевладельцу Столыпину, который был тогда министром внутренних дел. По закону сенат выше министра внутренних дел, но Столыпин «нажал на закон» и послал пермскому губернатору телеграмму: приостановить исполнение указа сената!

Губернатор приостановил. Пошла новая переписка. Новая волокита. Наконец, Государственный совет согласился с мнением сената, и решение Государственного совета «удостоилсоь высочайшей санкции», т.е. утверждения верховной властью. … помещики обратились к землевладельцу Н. А. Маклакову, который вместо Столыпина оказался министром внутренних дел. … Министр заявил, что решение сената и Государственного совета «неясно». … новая переписка… Сенат высказался еще раз – в мае 1913 г. – не в пользу министра. Уральские помещики еще раз послали «записку министру… Так дело и стоит. … Если перед лицом таких поучительных фактов, - заканчивает свою статью 1913 года Ленин, - либералы все же отмахиваются от «учения» о классовой борьбе, называют его ошибкой (курсив мой, Б. И.)… то это ясно указывает на нечистую либеральную совесть.» (ПСС, т. 23, с. 272-273).

Как же не хотели крестьяне выходить из общины? Еще как хотели. Столько лет переписки! А кто тормозил? Столыпин.

Есть мнение, что если бы столыпинская реформа продолжилась, если бы светлый образ богатого крестьянина-мироеда реализовался в деревне, никакой революции бы не было. Такому взгляду на вещи возражает Гавриил Попов. Если Столыпин видел в «среднем» крестьянском классе опору государства против революции, то самодержавие – справедливо - увидело в нем как раз подрыв его власти. Ну, как вчерашнее самодержавие КПСС. Зачем же тогда Попов придумывает, что Ленин боялся реформ Столыпина и был буквально в панике?? Наоборот, он должен был им содействовать!

Видите ли, в чем дело. Как говорил Ленин, тот, кто объясняет действия политика особенностями его характера – мошенник. Если бы Столыпин жил на Марсе и оттуда слал свои реляции на Землю, Гавриила Попова хоть с исправлениями, но можно было бы понимать.

Беда в том, что Столыпин вовсе не собирался наделять крестьян землей и действовал в интересах отнюдь не какого-то абстрактного государства. И он, и Ленин прекрасно понимали, что материальной базой царизма является помещичье землевладение. Что «борьба крестьян с помещичьим землевладением неизбежно ставила вопрос о жизни или смерти нашей помещичьей монархии. Царизму пришлось вести борьбу не на живот, а на смерть, пришлось искать иных средств защиты, кроме совершенно обессилевшей бюрократии и ослабленной военными поражениями и внутренним распадом армии. Единственное, - пишет Ленин, - что оставалось царской монархии… была организация черносотенных элементов населения и устройство погромов. … русская монархия Романовых не могла защищаться иными, как самыми грязными, отвратительными, подло-жестокими средствами…» (ПСС, «Столыпин и революция», т. 20, с. 326). То есть, посредством направления недовольства низов в русло войны с евреями.

И Столыпин, верный царскому государству, организует погромы и «борьбу с терроризмом». «Личная «карьера» Столыпина, - отмечает Ленин, - дает поучительный материал… Помещик и предводитель дворянства становится губернатором в 1902 г., при Плеве, - «прославляет» себя в глазах царя… зверской расправой над крестьянами, истязаниями их (в Саратовской губернии), - организует черносотенные шайки и погромы в 1905 г. (Балашевский погром)…» (там же, с.325). Сам же Николай II с гордостью носил знак черносотенного Союза Михаила Архангела.

Вот так. А Попов утверждает, что Столыпин не был антисемитом, что это навеяно социалистической пропагандой.

Не с Марса действовал Столыпин и быть свободным от общества не мог. Все его действия подчинены Совету объединенного дворянства, т.е. того класса, ликвидировать который и были призваны раздутые нынешними российскими СМИ из лягушки до размеров слона столыпинские реформы. Согласитесь, глупо полагать, что преобразования, направленные на защиту от революции, на сохранение феодальных порядков, могли избавить от них. «Царизм, - пишет Ленин, - привлекал буржуазию на совещания, когда революция еще казалась силой – и постепенно отбрасывал прочь, пинком солдатского сапога, всех вождей буржуазии, сначала Муромцева и Милюкова, потом Гейдена и Львова, наконец, Гучкова…»

Кто же, по мнению Попова, мог претендовать в России на роль светильника разума? «В России был человек, пишет он, - считавший, что крестьянство будет действовать только общиной, «миром». Этот человек – Лев Николаевич Толстой. Он писал: «Не может существовать право одного какого-то бы ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеющего землей как собственностью. Земля - есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею.» Гениальный граф знал свой народ неизмеримо лучше…»

Как крестьянство «держалось» за общину, мы уже выдели выше. Но где у Толстого в данной Поповым цитате хоть намек на общину? В ней только утверждение, что собственность помещика на землю должна быть отменена, как и собственность кулака. Ибо бедняк имеет равное с ними право. Попов снова выдумал - теперь уже позицию Толстого в отношении требований крестьян и их действий в революции.

Посмотрите, насколько четко рисует портрет писателя Ленин в хрестоматийной, известной со школьной парты брошюре: «Противоречия в … взглядах… в школе Толстого… кричащие. С одной стороны – гениальный художник… С другой… помещик, юродствующий во Христе. С одной стороны, замечательно сильный… протест против общественной лжи… с другой… истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который, публично бия себя в грудь, говорит: «я скверный, я гадкий, но я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками». С одной стороны, беспощадная критика капиталистической эксплуатации, разоблачения правительственных насилий, комедии суда и государственного управления, вскрытие всей глубины противоречий между ростом богатства и завоеваниями цивилизации и ростом нищеты, одичалости и мучений рабочих масс; с другой стороны – юродивая проповедь «непротивления» злу» насилием. …

Толстой не мог абсолютно понять… русской революции… противоречия во взглядах… Толстого не случайность, а выражение тех противоречивых условий, в которые поставлена была русская жизнь последней трети XIX века. Патриархальная деревня… отдана была буквально на поток и разграбление капиталу и фиску. Старые устои… пошли на слом с необыкновенной быстротой. И противоречия во взглядах Толстого надо оценивать… с точки зрения того протеста против надвигающегося капитализма, разорения и обезземеливания масс… Толстой смешон, как пророк… Толстой велик, как выразитель тех идей и тех настроений, которые сложились у миллионов русского крестьянства… совокупность его взглядов… выражает… особенности нашей революции, как крестьянской буржуазной революции. С одной стороны, века крепостного гнета и десятилетия форсированного пореформенного разорения накопили горы ненависти, злобы и отчаянной решимости. Стремление смести до основания и казенную церковь, и помещиков, и помещичье правительство…С другой стороны, крестьянство… относилось … патриархально… к тому… какой борьбой надо завоевать себе свободу. … меньшая часть крестьянства действительно боролась… и совсем небольшая часть поднималась с оружием в руках на истребление… царских слуг и помещичьих защитников. Большая часть крестьянства плакала и молилась, резонерствовала и мечтала, писала прошения и посылала «ходателей» - совсем в духе Льва Николаича Толстого! И, как всегда бывает в этих случаях, … толстовское отречение от политики, отсутствие интереса к ней и понимания ее, делали то, что за… пролетариатом шло меньшинство, большинство же было добычей тех беспринципных, холуйских (это он о Никите Михалкове и пр., Б. И.) буржуазных интеллигентов, которые… бегали с собрания трудовиков в переднюю Столыпина, клянчили, торговались, примиряли, обещали примирить, - пока их не выгнали пинком солдатского сапога.» (ПСС, «Лев Толстой как зеркало русской революции», т. 17, с. 209-211).

Вот в чем причины поражения 1-й русской революции, а вовсе не в стремлении крестьян сохранить общину или в дезориентации Лениным и социал-демократами российского пролетариата, как это утверждает Попов.

Автор этих строк не умеет читать мысли. Но есть предположение, что либералу Попову, по-видимому, и не нужна хоть какая-то достоверность в своей статье. Он решил «откозырять» новому правительству: и про государственность сообщить, и в то же время про либерализм. И сделать это под соусом «теоретического» опровержения Ленина. По-видимому, Попов полагает, что ему недостаточно перепало от развала экономики страны, хочется еще. Ветер сменил направление, и Попов теперь – кто бы мог подумать – заделался государственником, совсем как Зюганов.

Что ж, он остался верен своим идеалам. Как рассказывал диссидент-византинист Володя Прибыловский, закончивший МГУ, чтобы попасть на экономический факультет МГУ, деканом которого был до перестройки Гавриил Попов, достаточно было дать ему «в лапу» дубленку. А для верности две.

И обратное высказыванию Ленина верно: тот, кто личные, корыстные интересы обрамляет бантиком общественного интереса, трижды мошенник.

Что ж, судя по тому, какие «ученые» творили в научной элите СССР, можно говорить о еще одной причине распада государства.

Подумаем теперь, что произошло в период перестройки. Ряд леворадикальных исследователей, таких, как Эрнст Мандель, Дэвид Мандель, Арлетт Лагийе и пр., полагает, что «народ, возглавляемый шахтерами, сверг тоталитаризм». Другие аналитики, как правило, конспирологи или последователи КПРФ, утверждают, что имели место «происки ЦРУ». Третьи, политэкономы-марксисты, такие, как Разлацкий, Никишина и другие (ваш покорный слуга причисляет себя к ним) считают, что и распад СССР, и происшедшие перемены были обусловлены в первую очередь внутренними причинами. Основой преобразований был интерес элиты, парт-гос-хоз. номенклатуры легализовать свою власть, освободить себя от неряшливых прокоммунистических бантиков, «Кодекса строителя коммунизма» и т.д..

Что же мы имеем? Рабочие научились ненависти к «красным директорам», но избрали мелкую собственность. Потому что всё уже итак было «национализировано». Что угодно, говорил рабочий, только бы без госчиновника-захребетника. В этом он был прогрессивен. Но он вовсе еще не подвергся натиску капитала, он был в комфортных условиях. Да и не собирался особо выступать, так, изредка бастовал из-за задержки зарплаты или ее малости. Выступали два слоя – торгашей и интеллигенции.

Потому сегодня нет класса, у которого был бы опыт самостоятельных выступлений за собственные интересы. В этой связи кризис в России, порожденный коррупцией, может привести только к распаду страны – в условиях натиска зарубежного капитала. Которому служат и российские спецслужбы, делая хорошую мину при плохой игре, ту хорошую мину, которую делает господин Пушков, ратуя за патриотизм в тех условиях, когда правительство живет на западные взятки.

 Борис Ихлов

Пермь, 2.7.2009