Монопольное государство.

 Часть 2

3

Из положения рабочих видно, что до сих пор борьба рабочего класса, за свое освобождение не увенчалась успехом. Именно этот факт эксплуатирующие классы и их идеологи выдвигают как доказательство того, что рабочий класс вообще не способен добиться своего освобождения. Защитники сходящих с исторической арены отношений всегда представляли данное положение вещей как аргумент в их защиту, и провозглашали их вечными. Но только то, что наемные работники не добились свободы сегодня, совсем не означает, что они не сделают этого завтра.

В тех случаях, когда пролетариат, своими революционными действиями, добивался значительных успехов в улучшении своего положения, он еще был не достаточно силен и организован, чтобы закрепить это достижение. В России же революция произошла в условиях, когда капиталистический способ производства был недостаточно развит, преобладало мелкотоварное производство. Низкий уровень обобществления производства не создавал условий для перехода к непосредственно общественному производству. Еще только часть продуктов труда и некоторые формы деятельности принимают товарную форму. Меновая стоимость не стала еще господствующей в общественных отношениях, наряду с личной зависимостью. Поэтому переход от неразвитого товарного производства, при данном уровне развития производительных сил, к непосредственно общественному производству, не мог не повлечь за собой замену личной независимости, на основе меновой стоимости, на личную зависимость одних от других.

Возможность такого хода событий и предполагал Ф. Энгельс, в письме к Вейдемейеру: «Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости всех остальных партий вынуждена, будет стать у власти, чтобы, в конце концов, проводить все же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, надо надеяться, только в физическом смысле, - наступит реакция и, прежде чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже. Трудно представить себе другую перспективу».

4

Становление монопольного государства ознаменовало наступление не лучших времен для рабочего класса, так как он попал под пяту еще более беспощадного – монопольного капитала. Все свойства капитала, как орудия эксплуатации, в данных условиях, сохраняются, и даже усиливаются, благодаря прямому выражению его интереса через политическую власть. Овеществленный труд продолжает господствовать над живым, но уже в виде господства государства над наемными работниками. Здесь государство выступает, по отношению к наемным работникам, как всеобщий капиталист, как хозяин и распорядитель всего общественного богатства. Наемный работник же, не имеющий ничего, кроме своей способности к труду, вынужден продавать себя за гроши, которых едва хватает на самое необходимое. При этом государство не только вынуждает рабочего продавать себя, но и, от имени общества, насильственно привлекает к рабскому труду.

Государство, как монопольный собственник на средства производства, и наемные работники, как собственники своей рабочей силы, взаимно предполагают друг друга. Наемным работникам необходимы жизненные средства, находящиеся в собственности государства, а государству необходим живой труд, так как накопленное в руках государства богатства, в каких бы суммах оно не исчислялось, мертво без оживляющего живого труда. Только в горниле живого труда капитал обретает душу, выходя из него еще более могущественным. Но, выйдя из одного процесса воспроизводства, капитал с еще большей жадностью набрасывается на рабочую силу, чтобы снова включится в процесс производства, но уже в расширенном виде. Монопольный капитал живет, растет, господствует и, в лице своих представителей строит планы, и жизненно важным продуктом его существования является жизнь рабочих. Он превращается во всепожирающую машину, забирающую все здоровые силы общества, а государственные жрецы обеспечивают его необходимой пищей – наемными рабочими. Но, прежде чем бросить рабочего в перемалывающие жернова монопольного капитала, государственные идеологи основательно забьют ему голову об отсутствии в нашем «самом гуманном» обществе эксплуатации человека человеком, что-то на вроде анестезии, чтобы больно не было. Государственные чиновники и их идеологи упорно муссируют миф о преодолении, в нашем социалистическом обществе, эксплуатации человека человеком, при этом, не выходя за пределы голого отрицания. Этот миф, проникая в сознание граждан, обрастает сопутствующей ему ложью: о единстве интересов всего общества, о равенстве всех членов общества, о социальной защищенности, о том, что прибыль возникает из хозяйственной деятельности предприятий, а не часть труда рабочего, отнятая у него без обмена, и так далее. Марксисты на словах, называющие себя коммунистами, на деле стали защитниками системы жесточайшей эксплуатации наемного работника. А из теории марксизма выхолостили революционную сущность, превратив марксизм в удобную для власти идеологию, и сказочку для народа.

Для понимания сущности эксплуатации необходимо исходить из того, на сколько все трудоспособные члены общества участвуют в общественно необходимом труде, и насколько непосредственные производители являются хозяевами продуктов своего труда.

Чтобы сохранить свое физическое существование люди, прежде всего, должны иметь продукты питания, одежду и жилье, и только, удовлетворение, жизненно, необходимых, потребностей позволяет заниматься духовным производством. Поэтому любой вид деятельности, в отличие от труда затрачиваемого на производство жизненно необходимых средств – есть свободное время всего общества, которое присваивают себе эксплуататорские классы. Лишение, непосредственного производителя, свободного времени – есть лишение возможности человеческого развития, так как именно свободное время является необходимым условием для развития человека. Для монопольного же капитала, лишение непосредственного производителя, нормальных условий жизни и свободного времени, к тому же, является средством к еще большей эксплуатации.

Все эксплуататорские общества имеют своим базисом классы производящие жизненно необходимые блага, и надстройку «класс, освобожденный от производительного труда и ведающий такими общими делами, как управление трудом, правосудия, наука, искусство и так далее, превращающий это руководство обществом в эксплуатацию масс». (К. Маркс Ф. Энгельс П.С.С. изд.2 т.20 стр. 293.) Условия существования всей надстройки создаются за счет прибавочного труда рабочих, то есть, то время производства, которое находится за пределами необходимого рабочего времени. Эксплуатация осуществляется благодаря данной форме государственной собственности, которая и дает возможность государственным чиновникам присваивать продукты чужого труда. И суть не в том, сколько присвоил себе тот или иной эксплуататор лично, а в том -– сколько отнято у рабочего. Если в 1908 году наемный рабочий работал на себя 5 часов, а на класс совокупных эксплуататоров – 6 часов в сутки (В.И. Ленин т.22 стр. 35-37), то сегодня – на себя 16-20 минут, учитывая и его долю на оборону страны, а на класс совокупных эксплуататоров – 460 и более минут в сутки (Расчет сделан на основе статистических данных за 1968 –1988 г.)

Государственный аппарат, во главе с партией, подавив сопротивление со стороны гражданского общества, подчинил своим интересам все многообразие общественных интересов, и опутал его многочисленными бюрократическими органами. Все свободные общественные объединения превращаются в государственные или уничтожаются. Монопольное государство твердо встало на путь своего развития, захватив все средства производства в свои руки, оно все больше ставило общество под свой контроль, расширяя атрибуты власти и увеличивая армию чиновников. С развитием разделения труда, с появлением новых отраслей производства, новых общественных потребностей, увеличивается и количество объектов деятельности государства, а соответственно и надстроечных институтов. Стремление поставить под свой контроль любое жизненное проявление общества и самому не быть подконтрольным, стремление быть не зависимым от общества и существовать за счет общества – есть та скрытая цель данного государства, которая и определяет направления его развития.

В свою очередь, государство, оторвавшись от общества и став над ним, начинает разлагаться, впадая во все возможные пороки. Коррупция и произвол, по отношению к обществу и отдельным лицам. Повсеместная разрушительная деятельность, расхищение национальных богатств и природных ресурсов, самая невероятная ложь, в политической деятельности, агрессивная политика по отношению к другим государствам – вот то лицо, которое обретает государство, став монопольным собственником всех средств производства. В тех случаях, когда обществу приоткрывается лик паразитирующего государства, оно сразу начинает лихорадочную деятельность по очищению своих рядов. Все, что еще можно скрыть от общества остается засекреченным и не доступно для простых граждан. И мы видим, как вновь разыгрывается комедия по давно разработанному плану. Выбираются очередные козлы отпущения, те, кто наиболее засветился в своих неблаговидных делах или стал неугоден власти, и они подвергаются судебному разбирательству, на котором вся суть их преступной деятельности сводится к нравственному облику и личным качествам осуждаемых, а государство остается в стороне. И никто не задается вопросом: а как такое возможно?

Свершив отпущение грехов, в виде жертвоприношения государство, словно начинающий вор, после каждого провала уверяет, что это последнее преступление и в дальнейшем оно будет вести честную трудовую жизнь. Но соблазны слишком велики для ничтожной чиновничьей души, чтобы она могла устоять и не впасть в разъедающие ее пороки.

Как показывает жизнь, форма деятельности, привилегированное положение и отрыв от общественных интересов делают государственных чиновников косными и не способными к самостоятельной осмысленной деятельности. Самое большее, до чего они могут додуматься – это до идеи правового государства. Марксисты на словах постоянно оказываются крайними реакционерами на деле. Выудив со свалки истории идею о правовом государстве, которую выдвинула буржуазия, в борьбе с феодальной властью, еще во времена Фридриха-Вильгельма ! \/, они преподносят ее как последнее достижение демократической мысли, стремясь предстать в глазах общества обновленной властью. Мол, до сих пор мы правили, как нам было удобно, и писали законы для народа, а теперь будем поступать только по законам, которые станут, обязательны для всех. Мыслители же, не затуманивающие суть пустыми фразами, в отличие от теоретиков развитого социализма, полагали, что политическое равенство, то есть правовое государство, при не равенстве экономическом, остается сплошь и рядом пустой фразой. Поэтому истинные коммунисты вели борьбу за экономическое равенство. Право же всегда является юридическим закреплением господствующих интересов, а в наших условиях отражением господства интересов государства монополиста. Какую заботу, в последнее время, о соблюдении закона стали проявлять государственные чиновники и их идеологи. Не потому ли, что в обществе нарастает волна протеста против произвола монопольной государственной машины. Слушая юристов, рассуждающих о правовом государстве, еще раз убеждаешься, что юристы – это насквозь реакционные люди.

Что же преследуют идеологи государства с всеохватывающей государственной собственностью, разглагольствуя о правовом государстве, о всеобщем подчинении закону, который они сами и фабрикуют? Не больше и не меньше, как укрепление своей власти и сохранение существующего положения вещей, которое их вполне устраивает. Только непосредственных производителей существующее положение вещей уже не устраивает, а значит и законы, не защищающие их интересов. Непосредственным производителям необходимо не господство законов, закрепляющих их бесправие и всевластие государственного чиновника, а реальное экономическое, социальное, а значит и политическое, равенство, что невозможно при сохранении всеохватывающей государственной собственности.

5

Характер данного государства и стоящей во главе его партии проявляется в обожествлении общества вообще, под обществом, как правило, понимается само государство, и в то же время, в обезличивании отдельного гражданина. Как записано в уставе партии: «Коммунист обязан общественные интересы (читай государственные, так как государство присвоило себе право выражать общественные интересы) ставить выше личных". Но до сих пор развитие общества шло благодаря стремлению людей удовлетворить личный интерес. И всякий человек, если он находится в здравом уме, заинтересован в общем лишь постольку, поскольку этот общий интерес соответствует его личному развитию. А признание того, что единственно достойная цель для человека – это сам человек, стало значительным достижением мировой мысли. Государственные же идеологи, часто повторяя всем известную истину, что человек существо общественное, не идут дальше и не доходят до понимания, того, что и частный, индивидуальный интерес, его содержание и средства удовлетворения предопределяется обществом, а не возникает из ниоткуда. К тому же, общий интерес - есть сумма снятых частных интересов. Но так как в нашем обществе государству противостоит каждый гражданин, не являющийся представителем государства, со своим частным интересом, а государство, по отношению к нему, выразителем общественных интересов, то частный интерес, который не служит данному государству, не признается общественно значимым. Здесь в жертву интересам государства монополиста, хозяина всех средств производства, приносятся интересы непосредственных производителей. И если отдельный гражданин, или группа людей, выступают в защиту своих интересов, то государство рассматривает это как покушение на общественные интересы, и карает, как антинародную деятельность, хотя антинародной и преступной является деятельность самого государства. И примеров тому великое множество. Весь путь монопольного государства, начиная от становления и кончая сегодняшним днем, усеян жертвами народа. Это и известные репрессии, это и постоянные войны с огромными потерями, это и Афганистан, это и Чернобыльская катастрофа, правду о которой мы узнаем с таким трудом, это и еще множество трагедий, не меньших по своему масштабу. Чаще всего это малоизвестные трагедии, так как государству удается скрыть от народа их последствия и истинных виновников, запугав осведомленных уголовным преследованием за разглашение государственной тайны. Но именно в этих малоизвестных трагедиях проявляется истинное отношение государства к своему народу, так как здесь нет необходимости лицемерить. Как это было, например, с бактериологическим «взрывом» в Свердловске весной 1979 года, о котором жители города узнают только через одиннадцать лет. Вот как описывает те трагические события корреспондент газеты «Вечерний Свердловск» В. Зайцев: «Из Москвы приехала авторитетная комиссия, в составе которой находился даже заместитель председателя КГБ СССР. Нам доложили, дескать, в результате раскопок могильника в городе распространилась опасная инфекция». А «взрыв», или точнее выброс, выдув, случился, очевидно, ночью при южном порыве ветра, ибо раньше всех была поражена ночная смена на керамическом заводе. Далее гибли люди, в основном, по тому же направлению-вектору. В микрорайоне, в заводском поселке, в тех же двух соседствующих военных городках. Ужасное поветрие смерти продолжалось, в районе Вторчермета умирало в иной день от семи до десяти человек…Первые больные и умирающие появились 4 апреля. А лишь 13-го «Вечерний Свердловск» разразился статьей на восемьдесят строчек врача горсанэпидстанции под предупреждающим заголовком «Берегись инфекции!». Наконец, 20-го усилиями кандидата ветеринарных наук последовало очередное предостережение «Инфекцию можно предупредить». Еще одним характерным признаком всех трех опусов была обязательная отсылка читателей к бедным, больным, ослабленным голодной зимовкой животным, от коих будто бы и пошла, гулять зараза… Тут же по выявившимся, но тогда тщательно скрываемым признакам косила род людской не встречаемая доселе опасная легочная форма, скоропалительная инфекционная пневмония. А что же работавшая представительная чрезвычайная противоэпидемическая комиссия? Да, когда она после десятков смертей разобралась с источником (или точнее выведала его), был, наконец, прерван трагический ряд, спасены иные обреченные. Но «обет умолчания» действовал». «Вечерний Свердловск» от 25 октября 1990 года. В память свердловчанам, о тех событиях, осталось кладбище, где упрятаны умершие, в специальных гробах, на двухметровой глубине, без венков и цветов. И только металлические проржавевшие таблички с номерами, да коричневые пятиконечные звезды, как своеобразными символами эпохи, напоминают о тех событиях. Так государство отблагодарило своих граждан за верность и преданную службу, наделяя их местами на кладбище. Так что же пытались скрыть представители государства от народа? Они скрывали причины трагедии, они скрывали, то, что свои граждане стали жертвами биологического оружия, которое изготавливалось в Свердловске. Но, скрывая это, они показали свою сущность, то, как государство относится к своему народу, то, что ради сохранения своей власти они пожертвуют любым количеством людей.

6

Когда непосредственные производители, защищая свои интересы, пытаются воздействовать на ход событий, когда встают на путь активной политической деятельности, тогда им напоминают, какая роль им отведена, при власти монопольного капитала. Они поучают народ, словно школьные учителя нашаливших детей; Вы не компетентны, Ваши выступления полны эмоциональности и страсти, и страдают отсутствием логики, Вы пошли на поводу у авантюристов и различных демагогов, играющих на Ваших чувствах. Откройте глаза и Вы увидите, что Мы единственные обладатели истины, только Мы можем быть компетентны, так как сами, и определяем компетентность, только Мы можем указать путь к лучшему будущему. Верьте Нам, обожайте Нас, поклоняйтесь Нам, и Вы станете счастливы. Но народ уже не так наивен, чтобы продолжать верить вашим сказкам, «хранители» истинны. Он шел за вами и верил довольно долго, а положение его не только не улучшилось, а еще более ухудшилось.

Эти «хранители» истинны, исчерпали весь свой запас различных идеологических трюков и обманных обещаний. Теперь они пытаются оправдать свои действия построением нового государства – правового, и обещают поставить в управлении компетентного чиновника. О правовом государстве уже достаточно сказано, чтобы еще раз опровергать эту ахинею. Идея же просвещенного управления, компетентного чиновника, в сущности, является идеей просвещенного монарха, трансформированной через головы государственных чиновников, на современную почву. Говоря о просвещенном управлении, они не в состоянии понять, что критерием подбора кадров, в данной системе, служит не компетентность, а преданность интересам стоящих у власти. Как видно из случая, произошедшего в Свердловске весной 1979 года, компетентная комиссия стремилась не выяснить все обстоятельства произошедшего, чтобы избежать гибели людей и привлечь к ответственности виновных, а скрыть правду от народа. Удивительно то, что эти скудные мысли излагаются серьезно, с претензией на глубину, и не вызывают смеха у окружающих. Только тогда, когда непосредственные производители станут реально распоряжаться продуктами своего труда и участвовать в государственном строительстве, только тогда они подберут нужных специалистов, доказавших свою компетентность в практической жизни.

Государственные идеологи, в своем поучении народа, постоянно делают упор на логику и порицают эмоциональность и страсть выступлений непосредственных производителей, осуждая забастовки и митинги. В их понимании логично мыслит только тот, кто изучал логику, а точнее, тот, кто защищает их интересы. Оказывается логика это не свойство присущее человеческому мышлению, а нечто приходящее, чему можно научиться, слушая наших профессоров. Этим профессорам логики, мыслящим сухими формулами, предписанными свыше, в сущности, нет никакого дела до науки. Они используют науку, как орудие в защите своих интересов. Но и им не мешало бы знать, что логика не научает мышлению, она лишь объясняет мышление.

Только государственные чиновники видят недостаток в том, что выступление людей полны эмоциональности и страсти, но ведь все эти выступления и направлены против существующей государственной системы. Для чинуши, превратившегося в винтик государственной машины, утратившего человеческую сущность и устремленного к одной цели – как можно выше подняться в иерархии власти, гораздо важнее сухое рассуждение, без эмоций и страстей. Ему, как мусульманину, допускается впасть только в один порок – соблазн властью, так как государственная машина не принимает во внимание проявление человеческой души. Но не сухие формулы и не логические рассуждения, не ведущие к реальному действию, являются движущей силой человека, а желания, потребность, страсть. Разве революция не есть наивысшая точка накала страстей, и разве не в революционные периоды происходит скачек в развитии общества? Г.В. Ф. Гегель, который законно считается отцом диалектической логики, отмечал, что без страстей никогда не было и не может быть совершенно ничего великого, и только мертвая, а весьма часто лицемерная мораль, выступает против страсти как таковой.

Больше всего, государственные чиновники и их приспешники, бояться таких форм борьбы наемных работников за свои права, как забастовка. При этом они выдвигают аргумент, что забастовки не произведут ни хлеба, ни угля, ни машин, ни других материальных ценностей и не сделают жизнь народа лучше. Они не считают необходимым изучать историю, так как все «знают» от рождения, и главное для них – это правильно исполнять указание свыше. Им не доступно понимание того, что революционное движение, направленное против сковывающих общества устаревших отношений, помогает высвободиться производительным силам, способствует распространению новых способов производства, что уже само по себе влечет увеличение общественного богатства.

Но для наиболее ясного представления о характере монопольного государства еще раз вернемся в период его становления, чтобы за массой индивидуальных, взаимно переплетающихся интересов, проследить общую закономерность. В процессе становления монопольного государства, для беспощадного подавления индивидуальных интересов непосредственных производителей в угоду интересам государственных чиновников, необходима и соответствующая личность. А когда возникает историческая необходимость, то и появляется личность, близко отвечающая потребности времени. Такой исторической потребности и отвечал Иосиф Джугашвили, больше известный как Сталин, который, к тому же понял, что в данных условиях всеохватывающей государственной собственности все решает аппарат управления. Но, хоть Сталин и его окружение и были теми людьми, которые способствовали становлению и развитию монопольного капитала, они не являются главной причиной успеха данного государства. И если говорят, что они «предали» идеи Ленина и интересы народа, то это ничего не объясняет, не раскрывает, почему народ позволил «изменить» идеям Ленина и «предать» свои интересы. Как могло случиться, что народ пошел за Сталиным и его окружением, а не оказал сопротивление? Видно те, кто стоял за Сталиным оказался сильнее своих противников, а сам народ не знал, что ему необходимо.

Не менее наивным является и представление, что основой всех экономических и социальных трудностей является ошибочность теории, которой руководствуется правительство, или, по крайней мере, делает вид, что руководствуется, которое не стремится понять взаимосвязь теоретических представлений и материального положения. Сознание обывателя все ставит с ног на голову и никогда не доходит до истинных причин. Для него господство вещей представляется господством идей, а не наоборот. В действительности же отдельные индивидуумы, как и ассоциации, в которые они объединяются, исходят, в практической деятельности, не из теоретических положений, а из своих интересов, которые определяются их социальным положением.