Россия вымирает

ТЕМА. ГЛАВНОЕ
 
Роддома закрывают, нацпроекты не работают: русский этнос вымирает, а с ним исчезнет и Россия
 
На этой неделе в Красноярском крае началась очередная волна «оптимизации»: в нескольких районах сокращают койки в родильных домах. Власти объясняют это падением рождаемости. Но проблема в том, что именно такая политика и привела к падению рождаемости — не наоборот.

Пока в регионах закрывают роддома, в Москве проходят совещания по национальным проектам. На заседании 9 декабря президент Владимир Путин вновь потребовал «комплексных решений для перелома демографических тенденций». Однако демографический нацпроект, запущенный в 2019 году, провален по всем ключевым показателям. Коэффициент рождаемости не вырос до целевых 1,7 — он упал до 1,38. Число роддомов, детских поликлиник и центров репродуктивного здоровья сократилось, несмотря на обещания их строить.

Разрыв между риторикой и реальностью становится всё глубже. И он уже не просто статистический — он этнический.
126 миллионов вместо 145: тридцать лет упадка 

Согласно анализу, опубликованному Центром анализа миграционных тенденций (ЦАМТ), численность этнических русских на постсоветском пространстве сократилась с 145 млн в 1989 году до 126 млн в 2025 году. Это минус 19 миллионов за 36 лет — при том, что мировое население за это время выросло почти на 40%.

Внутри России динамика ещё хуже. С момента распада СССР естественная убыль русского населения не была ни разу перекрыта естественным приростом. Даже в «золотой» для рождаемости период 2012–2015 годов рост был за счёт временного эффекта — рождаемости женщин, родившихся в относительно благополучные 1980-е. Этот резерв исчерпан. С 2021 года смертность среди русских стабильно превышает рождаемость на 300–400 тысяч человек в год.

По прогнозу ЦАМТ, к 2050 году в России останется около 90 млн этнических русских — при условии сохранения нынешних трендов. Это означает, что за 25 лет страна потеряет ещё 30–35 млн человек.
Миграция не заменит этнос

Официальная статистика Росстата фиксирует «естественный прирост населения» за счёт миграции — в 2024 году в Россию въехало около 800 тыс. человек. Но этническая структура этих мигрантов принципиально отличается от принимающего населения.

Более 70% трудовых мигрантов прибывают из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Азербайджана. Исследования ЦАМТ показывают, что ассимиляция среди них практически отсутствует:

— 92% не владеют русским языком на бытовом уровне;

— 87% сохраняют религиозные и культурные практики, несовместимые с доминирующей в России светской моделью;

— 78% не считают Россию «своей страной», а воспринимают её как транзитное или ресурсное пространство.

Как отмечают социологи, у мигрантов сформировано устойчивое представление о русских как о пассивных, терпимых, неспособных отстаивать свои интересы. Это не оценка, а поведенческий паттерн, зафиксированный в сотнях конфликтов на бытовом уровне — от рынков до дворов.

Важно: русский этнос невозможно пополнить иначе, кроме как естественным путём. Мигранты не становятся русскими — ни по паспорту, ни по культуре. Их дети, выросшие в этнокультурных анклавах, тем более не интегрируются.

Потенциал «внешнего резерва» — соотечественников за рубежом — почти исчерпан. По данным ЦАМТ, всего 1,5 млн человек из стран ближнего зарубежья ещё могут быть возвращены. После этого источник пополнения закроется полностью.
Кто первым исчезнет?

Парадокс в том, что главными жертвами миграционной политики станут не русские, а коренные малочисленные народы России.

В Татарстане и Башкортостане уже сегодня в крупных городах (Казань, Уфа, Нефтекамск) доля татар и башкир в городском населении падает ниже 40%. Причина — не низкая рождаемость (у татар она выше, чем у русских), а массовое заселение мигрантами из Центральной Азии, занятых в строительстве и торговле.

На Северном Кавказе ситуация ещё острее. В Чечне, несмотря на высокую рождаемость, в Грозном и Гудермесе формируются узбекские и киргизские кварталы, где русский язык не используется, а местные чеченцы вытесняются из сферы услуг.

В Сибири и на Дальнем Востоке — коренные народы (буряты, алтайцы, ненцы, эвенки) рискуют стать этническими меньшинствами в своих исторических ареалах уже к 2040 году. Плотность населения в этих регионах настолько низка, что даже небольшой приток мигрантов меняет демографический баланс.

Государство не ведёт учёт этнической структуры миграции. Оно оперирует цифрой «въехавших» — но не спрашивает: чьё пространство они заселяют, чьи территории они меняют.
Нацпроекты как бюрократическая ширма

Демографический нацпроект предполагал не только рост рождаемости, но и модернизацию инфраструктуры: 1,2 тыс. новых роддомов, 5,5 тыс. центров репродуктивного здоровья, расширение программы ЭКО.

Фактически:

— 70% регионов сократили число родильных отделений с 2020 года;

— в 2024 году финансирование мер поддержки семей с детьми выросло на 4,2%, при инфляции 14,8%;

— материнский капитал покрывает менее 30% стоимости квадратного метра жилья даже в средних по размеру городах.

При этом медицинская «оптимизация» идёт по чёткой логике: в малых городах и сёлах роддома закрываются как «нерентабельные», а женщины вынуждены рожать в областных центрах — за сотни километров. Это не только снижает рождаемость, но и повышает младенческую и материнскую смертность.

Но главная проблема — отсутствие системной политики. Есть отдельные меры: пособия, маткапитал, льготная ипотека. Но нет государственной доктрины, которая бы ставила сохранение русского этноса как условие национальной безопасности. Вместо этого — расплывчатые формулировки вроде «поддержка семей» без этнического, культурного и территориального измерения.
Время почти вышло

Россия вступила в фазу демографического коллапса, который уже не маскируется миграцией. Даже если завтра прекратить весь въезд, убыль населения продолжится — просто потому, что поколение 1990-х, рождённое в эпоху кризиса, слишком мало, чтобы заменить старшее.

Население — это не просто «ресурс». Это основа суверенитета: без него нет внутреннего рынка, нет контроля над территорией, нет будущего. И если государство не остановит закрытие роддомов, не восстановит систему поддержки семьи, не пересмотрит миграционную политику — оно не просто потеряет людей. Оно потеряет страну.

Пока ещё есть 10–15 лет, чтобы изменить траекторию. Но для этого нужно перестать считать демографию «социальной задачей» — и признать её вопросом выживания государства.