Зажиточность без культуры.

 Именно так – зажиточность без культуры – можно было бы определить сущность мещанства. Высказывание это принадлежит А.С.Макаренко. Явление это интернационально. В языках других народов есть похожие понятия: филистёр, обыватель, мелкий собственник или мелкий буржуа. Оно же и многолико, ибо являет себя в быту и труде, в отношении к людям и вещам, в чувствах и мыслях, в культуре и философии. Наконец, мещанству свойственна исключительная приспособляемость, умение рядиться во всё новое и прогрессивное. Эпоха коммунистического созидания – и туда готов поспешить мещанин, пытаясь и в ней, в этой эпохе, на свой лад устроить свою красивую жизнь.

     Тем более важно сегодня, сейчас для нас ясное понимание этого феномена, умение разглядеть за формой – содержание, за видимостью – его суть. Наука социология до сих пор не баловала нас исследованиями на этот счёт. Зато оперативно, ярко и убедительно срывало и срывает с мещанства все и всяческие маски передовое искусство, в частности, поэзия.

     Не понимаю, чего им хочется?

    Живу и живу, никого не трогаю.

    На службе – всё исполняю в точности,

    Хожу – указанной дорогою.

                    Перед начальством дрожу заранее,

                    Не рассуждая, готов стараться я.

                    Если хотите – пойду на собрание,

                    Если угодно – на демонстрацию.

                                Правила чту. Уважаю милицию.

                                В буйстве ни разу меня не заметили.

                                Если и выпью – не лезу в амбицию.

                                Век не судился и не был свидетелем.

                                             В праздник не прочь подзаняться картишками.

                                             Фильмы люблю с роковыми моментами.

                                             Честно имею супругу с детишками

                                             И над чужими смеюсь алиментами.

                                                              Что им мешает – моим ругателям?

                                                              Что им угодно – моим хулителям?

                                                              Мне говорят: - Стыдно быть обывателем!

                                                              Будьте активным творцом и строителем!

                                                                                   Я – точно воск для любого правительства.

                                                                                   Я – как угодно сменю убеждения.

                                                                                   Но – извините! – по части строительства

                                                                                   Есть специальные учреждения!

  

                           ( Василий Лебедев-Кумач. ОБЫВАТЕЛЬ.  1935 г.)

     Известным восполнением этого научно-исследовательского пробела можно рассматривать  выпущенную Лениздатом  книгу А.И.Новикова «Мещанство и мещане». 1983 год.

     …Слово «мещанство» родилось в западных губерниях России. «Място» – по-польски город, мещанин – городской житель, в отличие от крестьянина и помещика-дворянина. В XIV – XVII веках мещанами официально именовались жители городов западной и южной Руси, входящих тогда в состав польско-литовского государства.

     В русских городах с 1775 года мещанами назывались посадские люди, имевшие капитал до 500 рублей. Потому-то в мировой, в частности западноевропейской, литературе термин этот зачастую и употребляется в сословном смысле. Так, Генрих Гейне называл «великим мещанином с улицы Сент-Оноре» великого деятеля Французской революции – Максимилиана Робеспьера.  А вот А.С.Пушкин  в стихотворении «Моя родословная» с гордостью пишет: «Я не богач, не царедворец, я сам большой, я мещанин», желая подчеркнуть этим, что своё достоинство он почерпнул не из права рождения, а из творческого, самостоятельного труда.

     Однако, начиная уже с 40-х годов XIX века русская общественная мысль уже клеймила этим словом бездуховность, узость интересов, боязливую тупую ограниченность, стремление за внешней формой скрыть посредственность и пустоту содержания, словом – «духовную буржуазность». 

     Мещанство – «окончательная форма западной цивилизации, её совершеннолетие», а мещане – «сплочённая посредственность», «стёртые люди» – писал Герцен.  «Пусть свет провалится – лишь бы мне чаю попить» – таково кредо воинствующего мещанства, «смердяковщины», высвеченной творчеством  Ф.Достоевского.  Беспощадный критический анализ феномена «комильфо», т.е. суммы условных норм поведения  и чувствования безотносительно к их нравственному смыслу – осуществил Лев Толстой.  «Мещанское счастье» – назвал свой роман о том, как честные молодые люди, учившиеся на «медные деньги», теряют идеалы и живут, плывя по течению, писатель Николай Герасимович Помяловский. Гигантскую галерею типов и форм мещанства воссоздал Антон Павлович Чехов. Это и тихий провинциальный чиновник, и аптекарь, и врач, и недоучившийся студент, и столичный профессор.

     Суть этого явления в единстве его социальных и нравственно-психологических характеристик вскрыл В.И.Ленин. Он показал мещанство как своеобразную концентрированную форму выражения мелкобуржуазной идеологии и политики, как одно из проявлений социальных и нравственных процессов порождённых капитализмом. Мелкий буржуа занимает в капиталистическом обществе промежуточное положение. С одной стороны, как человек, живущий своим трудом, он объективно тяготеет к рабочему классу. С другой же, как обладатель мелкой частной собственности, он тяготеет к буржуа и капиталисту, а его недовольство сильными мира сего проистекает просто из зависти к ним.

     Эта двойственность его объективного положения  с необходимостью порождает и двойственность всей его личности и мировоззрения. Мировоззрение мещанина как бы разорвано. Оно всё соткано из противоречий между чувством и мыслью, словом и делом, намерением и поступком. «Мелкий буржуа, - говорил К.Маркс, - составлен из «с одной стороны» и «с другой стороны». Таков он в своих экономических интересах, а потому… в своих религиозных, научных и художественных воззрениях».

     Воистину – это, как говаривал Г.-В.-Ф. Гегель, «несчастное сознание», находящееся в постоянном разладе с окружающим миром, а потому и с самим собой. А ведь мир на того смотрит разумно, кто сам разумно смотрит на мир!

     Мещанство в сути своей и во всех своих проявлениях – это мелкобуржуазная философия жизни, способная заражать любые социальные слои. Даже рабочих, предупреждал В.И.Ленин: «Рабочий, став передовым вождём… не стал святым. Он вёд вперёд народ, но он и заражался болезнями мелкобуржуазного развала… Бывали случаи победы мелкособственнической стихии прошлого над пролетарско-коммунистической сознательностью будущего». Способность мещанина к камуфляжу, к социальной мимикрии проявляется, в частности, в том, что, заучив коммунистические лозунги и освоив фразеологию, он не вникает в суть дела. Или вникает, но ровно настолько, насколько это устраивает его собственные интересы. И тогда социальная пассивность может смениться бурной активностью в погоне за тёплым местечком.

     Венгерский социолог Эндре Фаркаш, исследующий природу мелкобуржуазности в условиях социализма, выделил три разновидности мещанства. Первый – мещанство «классического» мелкобуржуазного слоя, составляющего в Венгрии всего 3,5 процента самодеятельного населения. Именно оно вырабатывает идеалы богатства. Второй вид – потребительское мещанство. Его порождает деятельность отдельных групп и индивидов, принимающих участие в товарно-денежных отношениях. Выступая как посредники, они используют эти отношения в сфере торговли, обслуживания в своих корыстных интересах. На первый план у них выступает не накопление, не мелочное скопидомство, а бездумная трата, потребление как смысл бытия.

     Третий вид венгерский социолог называет квазимещанством. Среди людей такого рода могут быть и рабочие, и интеллигенты, восприимчивые к чуждым социалистическому обществу трудящихся моделям потребления и индивидуализму.

     …Следует различать мещанство как образ жизни и как её стиль. В условиях социализма, утверждает А.И.Новиков, социальной базы для мещанства нет. Рабочий класс, колхозное крестьянство, народная интеллигенция не могут по сути своей быть её носителями. Однако как «стиль жизни» оно существует. Первой заповедью современного, так сказать «отечественного» мещанина является – «не быть, но казаться!».

     Мещанин второй половины XX-го века спешно замаскировался под интеллектуала, чтобы хоть внешне приобщиться к интеллигенции, принадлежность к которой, по его мнению, стала наиболее престижной. Однако, будучи неспособным усвоить культуру в собственном смысле слова, он путает её с вещами и социальными статусами: образование – с «дипломом», литературу – с престижной библиотекой, путешествия – с непременным «круизом», а общение – подменяется им связями с «нужными» людьми.

     Восприятие искусства мещанином характеризуется так называемым «редукционизмом», т.е. снижением уровня, упрощением. При этом оказывается, что «стыдно» не видеть какой-нибудь нашумевший мюзикл – упрощённую переделку Шекспира, Толстого или Достоевского. Но не стыдно не читать и не знать самих классиков: ведь они «безнадёжно устарели»…

     Если же к классике и обращаются, то опять же в специфическом смысле. Так, например, появилось немало людей, которые в подробностях знают всё «о Пушкине», «вокруг Пушкина» – детали дуэли, имена светских знакомых, все альковные тайны и светские интриги, но не знают… самого Пушкина!

     Этот всепроникающий «пафос вещизма» захватывает, как принято думать, не только сферу потребления, но также мысли, чувства и поступки «несчастного сознания» мещанина. Пристальное исследование этого явления систематически ведёт наша пресса, в том числе молодёжная. И её читатели с большим интересом и пользой для себя прочтут книгу «Мещанство и мещане», написанную автором живо, публицистично и интересно.

                                                        Валерий МОЛЧАНОВ, кандидат философских наук

                                                               «На смену!»,  22 марта  1985 года, тираж  155000.