Предлагаем посетителям сайта «Политучеба» познакомиться с материалами дискуссий, возникшей после публикации статьи В. Буртника «Есть ли у серого волка идеал!».
ДИСКУССИОННАЯ ТРИБУНА «НС»

Открытое письмо тов. Буртнику: «Мнение... наспех усвоенное»

Уважаемый товарищ Буртник! Ваша статья наряду с другими сюжетами затрагивает тему, мимо которой философ-преподаватель пройти равнодушно не может. Речь идет о том, что надо и чего не следует делать философу в условиях развернувшейся в нашей стране перестройки.

Именно на этот счет в публикации содержится ряд весьма серьезных обобщений. Оценка в ней дается как бы от имени рабочего класса, и обращена в адрес философского мышления «как такового». Сами участники конференции по проблеме идеального представлены в статье как «философствующие бюрократы», как люди, не только «забалтывающие перестройку», но и откровенно заинтересованные в том, чтобы с помощью абстракций «возвести крепость, хорошо защищенную от жизненных проблем». Совершенно ясной кажется Вам и дорога, по которой должна идти заблудившаяся в схоластике философская мысль: надо искать «материальное основание», генерирующее сегодня идеальное. Таковым является, на Ваш взгляд, опыт рабочего самоуправления. Все, что находится в стороне от этой дороги, вы называете «бессодержательным формализмом», «волчьей или серой философией».

Такова Ваша позиция, претендующая — и по духу, и по букве — на социально-классовый подход. Вот она-то и нуждается в спокойном, откровенном и социально заинтересованном ответе.

Попробуем разобраться, отвечает ли Ваша позиция, если не по форме (скажем прямо, далеко не совершенной), то хотя бы по сути дела — требованию решительного поворота философской науки к нуждам практики. На первый взгляд, как будто отвечает: рабочие в настоящее время ищут пути для активного участия в управлении производством, и опыт, накопленный ими, действительно нуждается в обобщении. Но давайте различать социологию и философию. Ведь у философии иной путь движения к жизни: через теоретическое осмысление совокупной практики человечества. Да, конечно, социолог может и должен обобщать опыт перестройки непосредственно на рабочем месте, например, на заводе или в колхозе. Для философа же, исследующего проблему идеального, этот опыт всегда останется необходимым в актуальном смысле, но недостаточным. И это вполне понятно: «к материальным основаниям», требующим совершенствования, относятся не только отношения между людьми, но, и отношение людей к природе, как «внешней» так и своей собственной «внутренней».

Осознать все эти разнородные и многообразные «материальные основания и на этой основе решить проблему идеального без абстракций в принципе невозможно. Даже при анализе. Одних только экономических форм, как писал К. Маркс, «нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции».

Объяснять все эти вещи приходится не ради профессиональной зашиты оскорбленной «философской чести», а совсем по другим мотивам. В последнее время у определенной части философов появилась и стала быстро усиливаться своеобразная тенденция «быстрого реагирования» на критику в адрес состояния дел в философии и ее отставания от запросов жизни, в особенности. Но на этом пути наукой уже накоплен весьма печальный опыт, который философам следует в первую очередь учитывать. Напомню, о чем идет речь.

В 30-е — 40-е годы в нашей стране развернулась острая борьба между генетиками школы Н. И. Вавилова и сторонниками Т. Д. Лысенко. В этой борьбе, как известно, временную, но очень дорого стоившую науке и практике победу одержало так называемое «мичуринское направление», возглавляемое Лысенко и представляющее накопленный в нашей стране селекционный эмпирический опыт. Нет нужды вспоминать о всех обстоятельствах кризисной ситуации того времени. Но одно из них имеет непосредственное отношение к делу. Идеи Т. Д. Лысенко получили широкое распространение, а в конце 40-х годов — и административную поддержку потому, что он настойчиво ставил вопрос о немедленном использовании науки для коренной перестройки сельского хозяйства. Обвиняя сторонников классической генетики в схоластике, Лысенко одновременно обещал быстрый успех в деле создания озимых сортов пшеницы и ржи для Сибири.

В сущности, он и его группа демагогически спекулировали на трудностях роста классической генетики, озабоченной в те годы в первую очередь внутритеоретическими проблемами, Но каково было Н. Н Вавилову, Н. П. Дубинину и другим ученым, глубоко убежденным в своей правоте. Слушать ядовитую иронию по поводу того, что единственным объектом их исследований является маленькая плодовая мушка дрозофила. Эти ученые понимали, что дрозофила — идеальный лабораторный объект, с помощью которого можно было изучать законы генетики «как таковые». Беда заключалась в том, что все инакомыслящие или не хотели, или не могли посмотреть на практические нужды сквозь призму теоретически осмысленной науки. Однако прошло совсем немного времени, и, «поруганная» дрозофила полетела в космос уже на первых искусственных - спутниках 3емли. прокладывая путь самому человеку.

Никто не спорит с тем, что философы должны активно включиться в процесс перестройки. Но перестройку мы должны начать, так сказать, на своем рабочем месте, внутри самой философии. Если из философской теории и обществоведения «ушли живая дискуссия и творческая мысль», никто, кроме самих: философов, и обществоведов, не наведет порядка в их собственном доме.

Что же касается Вашей классовой озабоченности уровнем философского мышления, то с нею можно согласиться, но только не в ее упрощенном варианте.

...Вспоминается эпизод из романа Н. Островского «Как закалялась сталь». Одному из его героев, рабочему Панкратову, на парткомиссии был задан вопрос о том, какие сведения он имеет по философии. Сведения о философии, которые у Панкратова тогда были (от гнмназиста-бродяги, поступившего в грузчики «из форсу»), выразились всего в одном тезисе, который наш герой и «жахнул»: «Философия — это, мол, пустобрехство и наводка теней».

Нынешние рабочие, конечно, далеко ушли по уровню своих знаний от рабочих первых лет революции. Они и философскую классику читают, и в дискуссиях на философские темы участвуют. И это радует. Но тем более хочется, чтобы в ломком рабочем голосе слышалось мнение, не наспех усвоенное от нынешнего недоучившегося гимназиста, а то убеждение, которое сочетается с уважением ко всякому действительно серьезному и нужному профессиональному труду.

В. ПЛОТНИКОВ,
доктор философских наук,
профессор,
заведующий кафедрой диалектического материализма
Уральского госуниверситета.

23 декабря 1986 года в «На смену!» была опубликована статья рабочего В. Буртника «Есть ли у серого волка идеал!» В ней высказано мнение о проходившей в Свердловске Всесоюзной философской конференции по проблеме идеального и актуальным вопросам идеологического обеспечения научно-технического прогресса. 

Ответ профессору В. И. Плотникову:

«ИМЕЛИ В ВИДУ ОДЕССУ»

Уважаемый профессор! А не уходите ли Вы от существа обсуждаемого вопроса — об отрыве философии от жизни? Создается впечатление, что в «философской части» у Вас так уж все хорошо, так хорошо, что лучше и невозможно. И мешает только «тенденция быстрого реагирования на критику в адрес состояния дел в философии и ее отставания от запросов жизни».

Меня удивила Ваша столь болезненная реакция на мою пу6ликацию, где, рассчитывая на взаимопонимание, я назвал вещи своими именами, такими, как их увидел — и больше ничего. Вы же приписываете мне «ряд весьма серьезных обобщений». Как будто это не газетная статья, а докторская диссертация. Серьезно ли это? Ваше открытое письмо не уменьшило моей тревоги, за развитие философской науки на Урале, хотя Вы и пытаетесь запретить мне такое беспокойство, говоря, что «никто, кроме самих философов и обществоведов, не наведет порядка в их собственном доме». И если до письма и статьи Ваших учеников А. Толпегина, С. Вишневского, А. Иванова и П. Егорова речь шла в основном об отрыве философии от жизни, то теперь приходится говорить еще и об отрыве философии от науки.

Вы утверждаете, что абстракции — орудие труда философа. Да. Но только такие абстракции, которые отражают действительную жизнь, социально значимые проблемы. Пустыми же абстракциями, игрой в категории Вы отгораживаетесь не только от жизни, но и от науки, научной философии. Эта игра заставляет Вас и из меня сделать привычный объект своей деятельности — абстракцию, то есть рабочего «как такового», выступающего от имени рабочего класс ... в адрес философского мышления «как такового». Что касается меня, то я это как-нибудь уж переживу. Но как быть с наукой, от имени которой Вы выступаете?

Возьмем наиболее близкую Вашим научным интересам область, о которой Вы весьма подробно говорите в письме, Речь идет о печальном опыте, накопленном наукой в 30-е — 40-е годы и который, как вы пишете, «философам следует в первую очередь учитывать». И в качестве примера приводите борьбу между, школой Н. И, Вавилова и сторонниками Т, Д. Лысенко. Но пример, Ваш более чем неудачен, он говорит против Вас.

Главную ошибку Т. Д, Лысенко вы видите в том, что «он настойчиво ставил вопрос о немедленном использовании науки для коренной перестройки сельского хозяйства», Ошибка ли это его, а может как раз наиболее сильная сторона? Но она не могла быть практически реализована, и в значительной мере потому, что ученый и его сторонники оказались в плену вульгарной, абстрактной, оторванной от науки и жизни философии, которая преподносилась им от имени марксизма.

Именно философскую подоплеку имеют научные и практические ошибки, о которых Вы вспоминаете. Их жертвой едва и не оказалась мушка дрозофила.

Как же Вы учитываете, говоря Вашими же словами, этот «весьма печальный опыт»? Процесс изоляции материалистической диалектики вы доводите до защиты философии, и своей философии в частности. К чему это может привести, да и ведет на практике? К тому, что философские (марксистские) вопросы становятся вопросами «специалистов», «Специалистов», которые одновременно стоят над другими (благодаря тому, что могут абстрактно мыслить) и под другими (ибо они «как таковые» должны воздерживаться затрагивать решающие вопросы политической практики). Вряд ли такая «самостоятельная философская мысль» способна удержаться на ногах.

Впрочем, «ноги», по Вашему убеждению, философским обобщениям не нужны: философ, уверяете Вы, обобщает всю человеческую практику, минуя частное и конкретное, то, чем живут трудовые коллективы. Как же философ умудряется постигать всеобщее в этой практике, отвлекаясь от частного и конкретного? Ведь всеобщее, говоря словами В. И. Ленина, существует в отдельном и через отдельное. Остается один путь: строить надуманные всеобщие абстракции, конструировать мир из головы.

У классиков философии другой подход к философским абстракциям. Гегель выковал свою диалектику путем обобщения эмпирических фактов — Великой французской революции. Маркс сформулировал важнейшие обобщения о диктатуре пролетариата, анализируя события Парижской Коммуны. В. И. Ленин в субботнике разглядел его всеобщее содержание — росток коммунистического отношения к труду. По воспоминаниям Н. К, Крупской, самым главным, что сделано В. И, Лениным в философии, он сам считал то, что содержалось в работе «Еще раз о профсоюзах». В этой работе В. И, Ленин дал анализ конкретной политической борьбы тех лет и на этой основе выдвинул ряд философских положений, которые имеют непреходящее значение.

Вы выражаете недовольство «быстрым реагированием на критику», давая мне понять, что в философии серьезно размышляет тот, кто долго молчит. Но ведь всякому известно: кто долго и глубокомысленно молчит, вовсе не обязательно глубоко и серьезно думает. Вспомните совет Остапа Бендера Кисе Воробьянинову: сиди, молчи, надувай щеки и прослывешь гигантом мысли, а то, глядишь, и отцом русской демократии.

«Откровенный и социально заинтересованный ответ» собирались Вы дать мне в письме. Не знаю, как с социальной заинтересованностью, но откровенности я не почувствовал. Имели в виду Одессу, а говорили про Ливерпуль, намеревались обсудить перестройку в философии, а рассуждали про виды обобщения, Что же Вы этим продемонстрировали; как не «наводку теней»?

В. Буртник,
слесарь КИП
Уральского турбомоторного завода

Очень силен, у нас стал, в последние десятилетия, дух научного мещанства. Проник он и в идеологию, которая превратилась в абстрактное суесловие, оторванное от жизни... Но зато не оторванное, а прямо-таки слившееся с запросами бюрократов и чинуш. Рабочие же оказались в стороне от теории общественного развития, хотя в обществе они формально считаются хозяевами.

Конечно, может и рабочий парень поступить в университет, проникнуть в святая святых — Науку. Но при одном условии — «сломать» свое классовое сознание и принять правила игры, что существуют в уже сложившейся системе. В противном случае ему рано или поздно дадут от ворот поворот.

Долгое время мы к мещанству относились как к некоему болоту. Но перестройка показала, что только тронь его — и оно агрессивно начинает защищать свои ценности, свои привилегии, свою «науку».

Годы и десятилетия философская мысль провела в помещении, в которое не проникал ни свежий ветер, ни дыхание жизни. И сегодня ей нужна уже реанимация. Но, похоже, реанимировать ее пытаются лишь с помощью косметических ухищрений. Маски, летний массаж... Хотя нужно прямое переливание. Переливание классового сознания передовых пролетариев.

Ю. НАВРОЦКИЙ,
оператор котельной Марсятского рудоуправления,
Ивдель.

13 марта 1987 года «НА СМЕНУ!»